Первый перевод Евангелия на японский язык был осуществлен святителем Николаем и Павлом Накаи в 1889 году по китайскому тексту Нового Завета Американского Библейского общества 1852 года.
Эта работа была написана одними китайскими иероглифами в стиле канбун со знаками кунтэн, при этом рядом с иероглифами подписывалось фонетическое чтение — японское восприятие соответствующего китайского звучания. Все имена собственные передавались японской азбукой согласно славянскому Евангелию, а не Вульгате и Библии короля Иакова, как в исходном американском переводе. Этот первый православный Новый Завет на японском языке был издан двумя книгами: большого формата для богослужебного пользования и малого формата для чтения мирянами.
Несомненно, качество такого перевода было недостаточным: во-первых, богословские термины невольно заимствовались в интерпретации американских протестантов; во-вторых, использование лишь китайских иероглифов делало текст непонятным на слух — для восприятия смысла необходимо было визуально представлять написание самих иероглифов.
Поэтому спустя шесть лет епископ Николай приступил к работе по собственному переводу Евангелия “с чистого листа”. “С шести часов вечера мы с Павлом Накай’ем начали занятие наше — перевод Нового Завета, начиная с Евангелия от Матфея. Первые шестнадцать стихов перевели, то есть переписали имена [родословная Иисуса Христа]; впрочем, долго рассуждали о заглавиях Евангелия и Нового Завета, о Сыне — ко ‘сын, ребенок’ или суе ‘сын, наследник, семя’ и так далее. Вечерняя молитва в девять часов, по обычаю, прервала наши занятия”, — такова первая запись миссионера о начале перевода Евангелия в дневниковой тетради 1895 года[2]. Павел Накаи повествует об этом более сжато: “С шести часов пополудни 2-го дня 7-го месяца 28 года Мэйдзи приступили к переводу Нового Завета”[3].
“Перевод идет очень медленно; едва до пятнадцатой главы от Матфея добрались”, — продолжает взыскательный владыка Николай всего лишь две недели спустя[4].
“Окончили перевод Евангелия от Матфея и принялись за Марка. Значительно помогал перевод Матфея Уеда; фразеровка у него очень удачная, так что наполовину приходилось просто списывать его; жаль, что он перевел только одно Евангелие; дальше придется самим вытачивать каждую фразу, что <...> просто мучение: переворачиваешь-переворачиваешь фразу на сотню ладов <...> оттого, должно быть, и горло не поправляется, что семь с половиной часов в сутки в безостановочной работе — луженое нужно”, — отмечает владыка Николай еще через три недели[5].
Матфей Уэда издал перевод Евангелия от Матфея в 1892 году. Эта книга, подобно переводу святителя Николая 1889 года, основывалась на китайском тексте Американской Библейской ассоциации — лучшем переводе того времени.
Работа святителя Николая и Павла Накаи продвигалась весьма быстро: “Сегодня кончили перевод Евангелия от Луки, слава Богу! Завтра приступим к Иоанну”[6]. “Вечером обычное дело — перевод Евангелия; ныне идет десятая глава Иоанна”, — пишет владыка Николай в декабре 1895 года[7].
А в конце года миссионер подводит итог завершенной работы: “Вечером сегодня закончили с Павлом Накаем перевод Священного Писания на нынешний год. Переведено с сентября по сие время три Евангелия и десять глав Евангелия от Иоанна”[8].
В Навечерие Рождества архипастырь поспешил представить свой труд на суд прихожан: “За литургией и потом за всенощной сегодня в первый раз читалось Евангелие по нашему переводу. С этого времени всегда и будем читать его, чтобы самим видеть, каков перевод, и от других слышать суждения, и исправить, пока не закреплено печатью, что окажется требующим исправления”[9].
После праздника Рождества 1896 года перевод Евангелия возобновился: “В школах начались обычные занятия. Мы с Павлом Накаем принялись за продолжение перевода Евангелия с одиннадцатой главы Иоанна”[10]. А спустя всего две недели святитель Николай продолжает: “Сегодня, с помощью Божией, кончили перевод Евангелия от Иоанна и принялись за книгу Деяний”[11].
Эта книга Нового Завета оказалась значительно сложнее Четвероевангелия: “Сегодня вечером <...> шло труднейшее место: Деян. 10 гл. 34 ст. и дальше[12]. Все переводы — не только японско-китайские, но и иностранные — врозь; и мы с Накаем плохо перевели, особенно ст. 36–39; вижу, что плохо, а что поделаешь, когда и сам в точности не уяснишь отношение мыслей и слов, а тут еще грамматика совсем противоположная подлиннику”[13].
Однако за два месяца кропотливого труда перевод удалось завершить: “Кончили перевод книги Деяний Святых Апостолов и этим до Пасхи завершили дело; Накай проверит переписанное, чтобы в Пасхальную ночь в Соборе и Крестовой [церкви] читать Деяния по новому переводу”[14].
Наконец, в Великую Субботу 1896 года японская паства услышала повествование о возникновении первохристианской апостольской Церкви на родном языке: “С семи часов вечера начато в Соборе и Крестовой [церкви] чтение Деяний. Ныне в первый раз читают по нашему переводу, для чего едва успели приготовить два списка <...> книги Деяний. Я сам прочитал по главе — в Крестовой [церкви] и в Соборе, чтобы показать, как нужно читать: громко, раздельно, не спеша…”[15].
После Пасхи работа возобновилась: “Идет перевод Первого Послания апостола Петра, труднейшее из всего доселе”[16].
Эта работа была написана одними китайскими иероглифами в стиле канбун со знаками кунтэн, при этом рядом с иероглифами подписывалось фонетическое чтение — японское восприятие соответствующего китайского звучания. Все имена собственные передавались японской азбукой согласно славянскому Евангелию, а не Вульгате и Библии короля Иакова, как в исходном американском переводе. Этот первый православный Новый Завет на японском языке был издан двумя книгами: большого формата для богослужебного пользования и малого формата для чтения мирянами.
Несомненно, качество такого перевода было недостаточным: во-первых, богословские термины невольно заимствовались в интерпретации американских протестантов; во-вторых, использование лишь китайских иероглифов делало текст непонятным на слух — для восприятия смысла необходимо было визуально представлять написание самих иероглифов.
Поэтому спустя шесть лет епископ Николай приступил к работе по собственному переводу Евангелия “с чистого листа”. “С шести часов вечера мы с Павлом Накай’ем начали занятие наше — перевод Нового Завета, начиная с Евангелия от Матфея. Первые шестнадцать стихов перевели, то есть переписали имена [родословная Иисуса Христа]; впрочем, долго рассуждали о заглавиях Евангелия и Нового Завета, о Сыне — ко ‘сын, ребенок’ или суе ‘сын, наследник, семя’ и так далее. Вечерняя молитва в девять часов, по обычаю, прервала наши занятия”, — такова первая запись миссионера о начале перевода Евангелия в дневниковой тетради 1895 года[2]. Павел Накаи повествует об этом более сжато: “С шести часов пополудни 2-го дня 7-го месяца 28 года Мэйдзи приступили к переводу Нового Завета”[3].
“Перевод идет очень медленно; едва до пятнадцатой главы от Матфея добрались”, — продолжает взыскательный владыка Николай всего лишь две недели спустя[4].
“Окончили перевод Евангелия от Матфея и принялись за Марка. Значительно помогал перевод Матфея Уеда; фразеровка у него очень удачная, так что наполовину приходилось просто списывать его; жаль, что он перевел только одно Евангелие; дальше придется самим вытачивать каждую фразу, что <...> просто мучение: переворачиваешь-переворачиваешь фразу на сотню ладов <...> оттого, должно быть, и горло не поправляется, что семь с половиной часов в сутки в безостановочной работе — луженое нужно”, — отмечает владыка Николай еще через три недели[5].
Матфей Уэда издал перевод Евангелия от Матфея в 1892 году. Эта книга, подобно переводу святителя Николая 1889 года, основывалась на китайском тексте Американской Библейской ассоциации — лучшем переводе того времени.
Работа святителя Николая и Павла Накаи продвигалась весьма быстро: “Сегодня кончили перевод Евангелия от Луки, слава Богу! Завтра приступим к Иоанну”[6]. “Вечером обычное дело — перевод Евангелия; ныне идет десятая глава Иоанна”, — пишет владыка Николай в декабре 1895 года[7].
А в конце года миссионер подводит итог завершенной работы: “Вечером сегодня закончили с Павлом Накаем перевод Священного Писания на нынешний год. Переведено с сентября по сие время три Евангелия и десять глав Евангелия от Иоанна”[8].
В Навечерие Рождества архипастырь поспешил представить свой труд на суд прихожан: “За литургией и потом за всенощной сегодня в первый раз читалось Евангелие по нашему переводу. С этого времени всегда и будем читать его, чтобы самим видеть, каков перевод, и от других слышать суждения, и исправить, пока не закреплено печатью, что окажется требующим исправления”[9].
После праздника Рождества 1896 года перевод Евангелия возобновился: “В школах начались обычные занятия. Мы с Павлом Накаем принялись за продолжение перевода Евангелия с одиннадцатой главы Иоанна”[10]. А спустя всего две недели святитель Николай продолжает: “Сегодня, с помощью Божией, кончили перевод Евангелия от Иоанна и принялись за книгу Деяний”[11].
Эта книга Нового Завета оказалась значительно сложнее Четвероевангелия: “Сегодня вечером <...> шло труднейшее место: Деян. 10 гл. 34 ст. и дальше[12]. Все переводы — не только японско-китайские, но и иностранные — врозь; и мы с Накаем плохо перевели, особенно ст. 36–39; вижу, что плохо, а что поделаешь, когда и сам в точности не уяснишь отношение мыслей и слов, а тут еще грамматика совсем противоположная подлиннику”[13].
Однако за два месяца кропотливого труда перевод удалось завершить: “Кончили перевод книги Деяний Святых Апостолов и этим до Пасхи завершили дело; Накай проверит переписанное, чтобы в Пасхальную ночь в Соборе и Крестовой [церкви] читать Деяния по новому переводу”[14].
Наконец, в Великую Субботу 1896 года японская паства услышала повествование о возникновении первохристианской апостольской Церкви на родном языке: “С семи часов вечера начато в Соборе и Крестовой [церкви] чтение Деяний. Ныне в первый раз читают по нашему переводу, для чего едва успели приготовить два списка <...> книги Деяний. Я сам прочитал по главе — в Крестовой [церкви] и в Соборе, чтобы показать, как нужно читать: громко, раздельно, не спеша…”[15].
После Пасхи работа возобновилась: “Идет перевод Первого Послания апостола Петра, труднейшее из всего доселе”[16].
Святителю Николаю приходилось все время уповать на помощь Божию и предстательство святых: “Кончили перевод соборных Посланий и приступили к Посланиям святого апостола Павла, начиная с Первого — к Римлянам: первые восемь стихов — непреодолимая грамматическая трудность, а не выдержишь грамматически — ослабляется смысл, красота, сила речи. Что делать? Помоги, святой апостол Павел, любимейший и чтимейший из всех святых Апостолов и всех святых!”[17].
Перевод Нового Завета помогал понять, что каждое слово здесь является словом реальной жизни.
“Сегодня, переведя с Накаем слова мужу не оставлять жены своей (1 Кор 7:11), слышу от него:
— Эти слова были единственной причиной, что мать Мануила Китамура, катихизатора ныне в Токио, — до последнего времени не крестится.
— Почему так?
— Она не любит жену Мануила до того, что слышать о ней не может. Это-то и принудило Мануила отослать ее с ребенком к родителям в Сендай.
И ничего этого мне не известно!” — сокрушается святитель Николай[18].
Требовательность миссионера к качеству перевода часто приводила к жарким спорам, а чрезмерная взыскательность и нетерпение давали повод для незаслуженных обид: «Мы с Павлом Накаем переводили, спеша закончить Первое Послание к Коринфянам. И неудобство же переводить с человеком, совершенно равнодушным и невнимательным к своему труду! Сегодня вечером долго рассуждали: “фукуквацу седзарики [не воскрес], или фукуквацу седзариси наран [букв.: стало так, что не воскрес]” (1 Кор 15:13)[19], — долго потому, что сначала написали первое, потом Накай прочитал стих по “бакарасики” перевода (Хепборна) и заложил второе; я пересмотрел все переводы и прочитал толкование, объяснил, и утверждено было первое. Переписывая уже отдел пред звонком к молитве, Накай: “А вот еще грамматика: “Фукуквацу седзариси нари” — ее и нужно здесь”. — “Но отчего же вам это в голову не пришло во время целого часа рассуждений? Значит, это не совсем употребительная грамматика для подобных мест”. — “Это даже и “зоку-но” (народная) грамматика”. Я вновь должен был думать, сличать, перечитывать, спорить…»[20].
В преддверии летних каникул святитель Николай по обычаю подводит итоги работы: “Вечером мы с Накаем закончили перевод Первого Послания к Коринфянам, и сим закончены занятия по переводу до сентября”[21]. С началом нового учебного года в Токийской семинарии возобновляется и регулярный переводческий труд: “Мы с Павлом Накай начали наше дело — продолжение перевода Священного Писания, со Второго Послания к Коринфянам”[22].
Перевод Апостола продвигался не так быстро, как перевод четырех Евангелистов: «Вчера кончили Послание к Галатам; сегодня приступили к Посланию к Ефесянам и за все утро, с половины восьмого до двенадцати, только восемь стихов перевели, на девятом остановились и, кажется, годы думай — не переведешь; все тексты сличил, все толкования пересмотрел и до сих пор не знаю, к кому “благоволение” относится: к Богу Отцу или Сыну.
Накай, укладывая письменные принадлежности, смеясь, заметил: “Так-то трудно Священное Писание для понимания! А чаще всего приходится слышать (от язычников): “киу-син-яку гурай ёмимасита” [уж Ветхий и Новый Завет прочитал] <...> и как будто это такая легкая для чтения и понимания вещь, что об ней уж и говорить не стоит”»[23].
Это послание апостола Павла начинается благословением Бога Отца: Благодать вам и мир от Бога Отца нашего и Господа Иисуса Христа. Благословен Бог и Отец Господа нашего Иисуса Христа, благословивый нас всяцем благословением духовным в небесных о Христе (Еф 1:2–3). Речь Апостола продолжается хвалой Бога Отца. Объясняя Божественный Промысл Отца (Прежде нарек нас во усыновление Иисус Христом в Него, по благоволению хотения Своего. В похвалу славы благодати Своея, еюже облагодати нас о возлюбленнем — Еф 1:5–6), Апостол рассказывает о Сыне: О Немже имамы избавление кровию Его, и оставление прегрешений, по богатству благодати Его. Юже преумножил есть в нас во всяцей премудрости и разуме (Еф 1:7–8). Девятый стих Сказав нам тайну воли Своея по благоволению Своему, еже прежде положи в Нем может относиться как к Богу Отцу, открывшему Свое благоволение через Сына, так и к Сыну, явившему через крестные страдания благоволение Отца. Наш современник архиепископ Аверкий (Таушев) считает, что стих повествует именно о Сыне[24].
Каждый новый отрывок становился высокой преградой для двух переводчиков. “Первая глава Послания к Ефесеям до того неодолима для понятного перевода на японский, что я впал в отчаяние — вся энергия пропала, руки опустились, и я бросил сегодня переводить”, — с сокрушением рассказывает святитель Николай[25].
Несмотря на языковые трудности, перевод этого Послания был завершен, однако количество препятствий, которые предстояло преодолеть владыке Николаю и Павлу Накаи, все еще оставалось чрезвычайно большим. Вот как вспоминает об этом святитель Николай: “Что за неодолимые трудности для перевода в первой и второй главе Послания к Колоссянам! Вчера и сегодня мы бились до упаду, дошли до девятого стиха второй главы, и на душе прескверно, ибо перевод не удовлетворителен до крайности! Точно золотую цепь неподражаемого искусства невежественно и святотатственно разрубили на малые безобразные кусочки!”[26].
Послание к Колоссянам разъясняет домостроительство спасения людей. Здесь содержится догматическое учение о Христе Спасителе и наставления о применении полученной благодати для стяжания плодов веры. Послание направлено против лже-премудрых учителей, способных прельстить еще не утвердившихся в учении колоссян.
Через 4 дня миссионер записывает: “Вечером перешли к переводу Послания к Фессалоникийцам”[27]. Прошло еще два месяца. “Кончили мы с Накаем сегодня Послание к Евреям и принялись за перевод Откровения”, — сообщает пунктуальный святитель Николай[28].
Наконец, первый, черновой перевод Нового Завета был завершен. Дневниковая запись епископа Николая — это первое осмысление выполненного труда: “Сегодня утренним занятием мы с Павлом Накай закончили перевод Нового Завета. Начали в сентябре прошедшего года — значит, много больше года употреблено. Ежедневно сидели с половины восьмого до двенадцати и вечером с шести до девяти. Теперь больше года еще займет исправление перевода, пока решимся напечатать. Каждый день истощали все силы перевести хорошо, и каждый день оставались недовольны. Употреблены все меры ясно вразумить и выразить текст; пред нами были: три греческих текста, два латинских, славянский, русский, английский, французский, немецкий, три китайских, японский, толкования на русском и английском, все-все лексиконы — каждый день, почти каждый час приходилось копаться во всем этом — словом, добросовестность не нарушена; и при всем том перевод плох, хотя, конечно, лучше китайских и японского… Наш перевод, по крайней мере, ясен, и связь мыслей в нем по возможности соблюдена <...> Апостола Павла <...> необходимость заставляла разбивать на части, причем оригинальное течение речи и мыслей никак не могло быть соблюдено. — Помози, Боже, теперь исправить, что можно!”[29].
 |
Свт. Николай (Касаткин) и Павел Накаи
|
Окончание первого перевода — это веха и для Павла Накаи. “В восемь часов утра до полудня 8-го дня 12-го месяца 29-го года [Мэйдзи] завершили работу по переводу Нового Завета”, — скупо констатирует верный помощник Владыки[30].
В то время, когда подготовленный перевод еще только сверялся и считывался, святитель Николай уже спешил познакомить с ним всех верующих: “Вчера сдал переведенные наши с Накаем Послания Святых Апостолов в полном составе чтецу Павлу Окамото для чтения с сего времени при богослужениях в Соборе <...> увидим, будут ли понятны всем”[31].
Для удобства чтения “…Евангелия <...> решили переписать <...> переплести достойно напрестольному Евангелию и начать читать на Литургиях с облачального места, на утренях посреди Церкви <...> Сегодня уже выбран сорт японской крепкой и толстой бумаги, завтра старик Оогое примется за переписку…”[32].
К Лазаревой субботе 1899 года это напрестольное Евангелие и было подготовлено. Епископ Николай был весьма доволен внешним благолепием этой книги: «Написанное чисто евангельскими (крупными) буквами стариком Алексеем Оогоем, отличным каллиграфом, переплетенное в золоченые доски, взятые со старого русского напрестольного большого Евангелия, и в отличнейшем бархате темно-малинового цвета с золотым обрезом, с закладной лентой голубого цвета, шириной чуть не в страницу, с оттиском крейсера “Россия” на концах (откуда и пожертвование). Евангелие было бы прилично какому угодно Собору и в России. Днем я освятил его…»[33].
Использование за богослужением японского текста Нового Завета дало возможность оценить и качество перевода. Владыка Николай вспоминает: «…Читал возможно громко и раздельно так, что, конечно, все слышали и все поняли; поняли потому, что проще перевода, кажется, уж и быть не может, и, между прочим, он совсем не вульгарен, не дерет уши разными “кери” и “керува” [окончания прошедшей формы глаголов]. Собственно и напечатать бы уже можно было наш перевод <...> но все же он может со временем сделаться и несколько лучше, исправней»[34].
Однако вскоре эта первая радость завершенного труда сменилась чрезмерной взыскательностью миссионера, внимательно относившегося к каждому слову, к каждому знаку, к каждой запятой в переводе: “На богослужениях читают теперь Евангелие по последнему исправлению. И плохой же перевод! Сколько еще нужно исправлять!”[35].
Особую помощь в правке оказал Емельян Хигуци, получивший академическое богословское образование в России и подготовивший толкование на Послание апостола Павла к Коринфянам: “Взяв сегодня, для подставления в свое толкование наш с Накаем перевод Послания к Коринфянам, Хигуци нашел в нем несколько ошибок; мы поправили и просили вновь сообщать нам все, что заметит в подобном роде. По исправлении же совсем нашего перевода надо будет отдать его на просмотр и критику профессорам Семинарии”[36]. Через неделю святитель Николай продолжает: “Вечером в соучастии с Емельяном Хигуци исправлен перевод первого Послания к Коринфянам в тех пунктах, которые замечены им, как неправильно переведенные. В трех-четырех местах последовали его совету и поблагодарили его за оный”[37].
Редактирование текста Нового Завета потребовало кропотливого и тщательного труда. “С утра 19-го дня 1-го месяца 30 года [Мэйдзи] приступили к исправлению Нового Завета”, — записывает Павел Накай в своем дневнике[38]. “Исправление перевода Нового Завета идет не так скоро, как ожидалось, — вторит ему святитель Николай три дня спустя. — Сегодня — четыре дня работы, а и шесть глав от Матфея не окончены”[39].
Однако время не было потрачено даром. “Мы с Накаем сию минуту только что закончили, на десять дней, наш труд по переводу. Не так-то скоро идет исправление перевода, как чаялось. С Нового года, не опустив ни одного положенного часа (с половины восьмого до двенадцати утром и с шести до девяти вечером), мы исправили только Евангелие от Матфея и одиннадцать глав Марка. Зато исправленное куда как лучше прежнего! — с удовлетворением замечает епископ Николай и, в предвидении новой шлифовки текста, добавляет: — А придется и еще раз исправлять”[40].
Прошло три месяца: “Кончили исправление перевода Евангелий, принялись за исправление Деяний; и трудная же книга! Опять приходится многое переводить — прежнее неудовлетворительно”[41]. Однако работа шла несколько быстрее и меньше чем через месяц во время летних выпускных экзаменов в Токийской семинарии святитель Николай записывает: “…Мы с Павлом Накаи закончили исправление Деяний, чем и кончен труд по первое сентября, если Бог даст продолжить”[42].
Закончилось лето 1897 года, и в середине сентября владыка Николай замечает: “Кончили мы с Накаем исправление соборных Посланий”[43]. А в середине ноября было завершено исправление всех книг Нового Завета. Но это означало лишь продолжение работы: “Принялись сегодня за второе исправление, которое будет состоять в поверке по Справочному словарю к Новому Завету Гильтебрандта всех слов, вошедших в наш перевод, с тем чтобы все греческие и славянские слова были переведены у нас везде одинаково и теми же соответствующими им японскими. Займет и это, как видно, немало времени”[44]. Павел Накаи вторит своему соратнику: “Утром 19-го дня 11-го месяца того же [30-го] года Мэйдзи закончили исправление Нового Завета и в тот же день приступили к сверке слов в переводе”[45].
Для проверки правильности перевода слов, встречающихся в Евангелии, миссионер решил воспользоваться “Справочным и объяснительным словарем к Новому Завету”, составленным членом археографической комиссии министерства народного просвещения, православным литератором и историком Петром Андреевичем Гильтебрандтом в 1882–85 годах. Это внушительное издание (современный репринт двух тысячестраничных томов 1885 года выпущен в Мюнхене в 1988 году в форме шести томов, каждый из которых включает около 400 страниц) содержало Евангельские конкордации — собранные в алфавитном порядке слова и фразы из Нового Завета с указанием глав и стихов, в которых они встречаются. Отличительными особенностями этого труда являются наличие кратких богословских толкований каждого из понятий, а также не просто указание места в Новом Завете для каждого слова или словосочетания, а полное или частичное цитирование соответствующего стиха. Возможно, выбор именно этой Симфонии объясняется не только достоинствами самой работы, но и личным знакомством с ее автором. “Нужно будет написать Петру Андреевичу Гильтебрандту, справщику в Синоде и хорошему знакомому”, — отмечает святитель Николай в своем Дневнике, когда ему потребовалась помощь в выписке из Москвы богослужебных книг[46].
За месяц монотонного труда по первому тому Справочного словаря удалось продвинуться только на две буквы. В конце 1897 года по окончании экзаменов в семинарии святитель Николай замечает: «Нынешним вечером и мы с Павлом Накаем закончили наши занятия в нынешнем году по переводу Нового Завета. В пересмотре, ныне идущем, все оригинальные слова переведены одними и теми же словами по-японски, дошли, по словарю Гильтебрандта, до слова “вина”»[47]. Однако две буквы из симфонии соответствовали кропотливому анализу записей на почти трехстах страницах справочника.
В январе занятия были возобновлены со слова вера [в славянском языке это слово по алфавиту следует после слова вина], а к Пасхе 1898 года Преосвященный Николай и Накаи добрались до слова дом.
Святителю Николаю, подобно его предшественникам-переводчикам, пришлось столкнуться с проблемой несоответствия некоторых слов православному мировоззрению и толкованиям Священного Писания. Так, в протестантских текстах в качестве перевода Бог Слово использовался китайский термин Дао, имевший устоявшееся значение и интерпретацию, или Мити ‘путь, дорога’, что могло вызвать ассоциации буддийского и синтоистского характера, не свойственного христианству[48]. Поэтому православным переводчикам приходилось изобретать совершенно новые слова, прибегать к редким чтениям иероглифов или использовать не столь распространенные сочетания иероглифов. Таким образом, создавались новые лексические единицы.
Вот история возникновения православного перевода слова дух на японский язык. Святитель Николай использовал иероглиф, раньше обозначавший синтоистские и языческие божества, но приписал к нему знак кружка, и теперь иероглиф стал переводом понятий “Дух (Божий)” и “дух (человеческий)”. Вот как объяснял свой выбор сам святитель Николай: «Утром обычное дело исправления перевода Нового Завета. Дошли до слова “дух”, труднейшее из слов во всем Новом Завете, и не знаешь, что делать; употребить ли старое, давно вышедшее из употребления начертание “син”, которого не найти ни в каких лексиконах <...> но это значило бы посадить мумию среди живых; сочинить ли новый иероглиф <...> если первое не будет принято, но это значило бы посадить самодельную куклу среди живых. Кажется, самое лучшее — употребить то же “син”, но с кружком, который бы обозначал, что разумеется “дух” (син), а не Бог (ками)»[49].
Каждое новое слово приносило новые сложности: «Утром начал занятие переводом Священного Писания с Павлом Накаем. Со слова “иметь” следовало начать; показалось трудно, перешли на слово “имя”, и это не смогли. Оказалось, действительно, утомление болезнию желудка, не прекращающейся и доселе»[50]. Через неделю владыка Николай с удовлетворением замечает: «Прошли за вечер слово “имя”, остановились на “инако”»[51].
Оказалось весьма непросто передать на японском языке христианское понимание слова душа, имеющего различные лексические и богословские значения в разных местах Нового Завета. Критически оценивая свой новый Евангельский перевод, святитель Николай пишет в апреле 1899 года: «Во многом, кажется придется вернуться к старому; например, “любяй душу свою” у нас так и переведено “тамасии” [душа], а прежде было “иноци” (жизнь), и, кажется, так и нужно; держаться слишком узкого буквального значения тоже ошибка; ведь по-гречески “психи” не единственно “душу”, а и “жизнь”, и сколько там еще значений в лексиконе! “Фудзёо-но син” ‘злой дух’ тоже странно звучит, и нигде у других так не переведено. И прочее, и прочее»[52].
Порой епископ Николай был близок к отчаянию: «И расчеты, и флюс, и трудность перевода таких слов, как “душа”, “дух”, с его различными смыслами…»[53].
Опыт других христианских переводчиков редко мог помочь святителю Николаю: «Bishop’а Шершевского нашел за еврейской Библией и разными китайскими текстами, развернутыми перед ним. Перевод Ветхого Завета надеется он напечатать в нынешнем, 1900, году или же, если не успеет, непременно в 1901 году. Замечательно, что и он страдает той же болезнью, от которой мучимся мы с Накаем; не может успокоиться при переводе христианских терминов на китайский — находит их не выражающими христианского смысла. Например, термин для “греха” — цуми[54] (зай[55]) совсем не то, что мы разумеем. “Цуми-зай” значит “преступление”, за которое следует посадить в тюрьму; оттого-то китаец, да и японец, не может понять, за что миссионер его укоряет, когда он не учинил ничего такого, за что бы мог опасаться тюремного заключения; как далеко от этого грубого понимания христианское понятие душевной порчи и растленного состояния! “Син” для веры, “сёоги” для оправдания, “син-ри” для истины, “син” для духа (в “блаженни нищие духом”) — все это находит недостаточным для выражения глубины христианского смысла, но “нет средств выразиться лучше!”»[56].
Многогранность японской грамматики и изменения, происходящие в языке с течением времени, иногда приводили русского миссионера в отчаяние: “До сих пор у нас с Накаем при переводе возникают грамматические споры. Странное явление, и нигде нет его, как здесь: Накай считается одним из очень ученых людей, но не установлен в принципах своей грамматики до того, что постоянно у нас мешаются правила: что считалось правильным год, даже полтора назад, то ныне <...> изгоняется как неправильное. Почему?
— Грамматика так велит.
— Отчего же она давеча этого не велела?
Накай, молча, улыбается, или супится на это”[57].
Для того чтобы самому разобраться во всех тонкостях языка, владыка Николай “решился перечитать все накопившиеся в последние два десятилетия японские новосочиненные грамматики”[58].
Первая половина 1899 года была посвящена переводу Паримийника, но с осени святитель Николай и Накаи вновь вернулись к сверке Евангельского текста: «В школах начались обычные занятия. Мы с Павлом Накаем принялись за дело перевода Нового Завета. Сегодня закончили поверку слов по первому тому лексикона Гильтебрандта и принялись за второй, с буквы “П”»[59].
К ноябрю были выверены и слова второго тома, но и это было еще не все: “Вечерним занятием сегодня закончен пересмотр слов Нового Завета по Симфонии Гильтебрандта. Теперь некоторые важные слова надо вновь пересмотреть, потом со специалистом по грамматике проверить правильность перевода в грамматическом отношении, потом вновь внимательно весь перечитать, потом можно и печатать; вероятно, в будущем году Бог поможет сделать это”[60].
“29-го числа 11-го месяца 32-го года Мэйдзи завершили работу по сверке слов Нового Завета”, — записывает Павел Накаи[61].
С декабря начался третий этап работы над текстом Нового Завета: “Вновь начали мы с Накаем исправлять Новый Завет, с первой главы Евангелия от Матфея. Вечером был приглашенный грамматик, но плох что-то: много времени отнимает долгим думаньем, почти ничего не рождающим”[62]. Павел Накаи также рассказывает об этой заключительной части работы: “1-го числа 12-го месяца того же (32-го) года принялись за итоговую правку Нового Завета”[63].
Оказалось, что править потребовалось не так уж и много. В конце декабря воодушевленный владыка Николай записывает: “Кончили мы с Павлом Накаем исправление в третий раз Евангелия от Матфея”[64]. А в марте наступившего 1900 года третье исправление Нового Завета было завершено. Святитель Николай с великой радостью и в то же время предельно кратко сообщает: “Мы с Накаем кончили исправление в третий раз Евангелий”[65]. В преддверии пасхальных каникул занятия были закончены на окончательном исправлении 22-й главы Деяний[66].
Третий, исправленный перевод Нового Завета был сразу представлен японской пастве: “Читается, начиная со всенощной пред Вербным Воскресеньем, Евангелие по исправленному переводу, который, кажется, не дурен, хотя все еще кое-что нужно исправить”[67].
Чтения и обсуждения перевода приводили к жарким спорам по поводу православных понятий и использования японской лексики и грамматики. Следующая дневниковая запись святителя Николая дает представление о скрупулезной требовательности епископа к своему труду: «Не нравится перевод, но он никогда не будет нравиться — вечные колебания, что “так-то было бы лучше, здесь бы вот это, то слово не выражает понятия” и так далее. Да и как тут не колебаться при этой неустановленности языка? В понедельник, после обедни, о. Павел Сато замечает: “ёмадзариси-ка” неправильно, “ка” не ставится после “си”, нужно “я”. Я говорю это Накаю. “Неправда”, отвечает, и заспорил с о. Павлом; почти все священники на стороне о. Павла, но Накаи взял от меня целое беремо грамматик, говорит: Я докажу о. Павлу, что не “я”, а “ка”. Или: когда прошедшее время на “си”, когда на “тару” (миси — митару)? У нас с Накаем случайно то на “си”, то на “тару”, а доподлинно какое нужно — мы отчета себе не даем, да и вся японская грамматика тоже. И много таких случаев. Равно недостает слов для выражения понятий; например, “да не смущается сердце ваше” переводят — “да не печалится” (уреури), но это другое понятие; мы перевели “кокоро мидаруру накаре”, но и это не идет: “мидаре” значит “расстройство, беспорядок”, а не “смущение”, для которого в японском совсем нет слова в том смысле, в каком употреблено в Евангелии. И множество подобного! Как тут быть довольным переводом!»[68].
Святителя Николая интересовало мнение каждого члена Японской Православной Церкви: «Утром читал Евангелие от Иоанна о. Матфею, катихизаторам и христианам, чтобы узнать их мнение о переводе. Все нашли его удобопонятным и правильным, только слово “нивадзукури” [возделыватель сада] в 1 стихе 15 главы “Отец Мой делатель” — не одобрили, советовали “будоодзукури” [возделыватель виноградника]»[69].
С Фоминой недели 1900 года занятия возобновились: “Начались классы, а у нас с Накаем исправление перевода — с 22 главы Деяний”[70].
Наиболее трудной работой оказалась сверка текста Соборных Посланий: “В отчаяние приводит трудность перевода Послания апостола Петра — за целый вечер и десяти первых стихов не исправили; а третий раз исправляем; всякий раз добьемся того, что выйдет отлично, понятно; но вновь примемся, глядь — и сами не можем понять, о чем у нас говорит апостол Петр. Хорош перевод, коли сами переводчики в толк не возьмут, что написали! Боже, что за мучение! Противоположная грамматическая конструкция — изволь тут перевести эту беспрерывную на целые страницы цепь текстов. А станешь рубить — смысл извращается; то — золотая цепь, а это — горсть разбросанных колец. Что делать? Боже, дай разумение и терпение!”[71].
На следующий день миссионер продолжает: “От неодолимости трудностей перевода такое убийственное расположение духа, что не смотрел бы на свет Божий! Сколько ни бейся, ничего путного не выходит, как тут не прийти в отчаяние! Перевели мы первую главу Петрова Послания так, что, читая, всякий поймет, но что это за перевод! Набросок бессвязных мыслей! А попробуй свяжи их так, как в подлиннике, или хоть бы в славянском и русском переводах, хоть умри — не свяжешь! Во всех китайских текстах бессвязная путаница, которой никто не поймет, или же такая раздробленность, как у нас, да еще присочиненная…”[72].
Следующее Послание стало очередной преградой: “Первая глава Послания к Колосаям — такая трудная для перевода, что я пришел в отчаяние; четвертый раз переводим, а все выходит так, что, конечно, читающий наполовину не поймет, что читает. А как сделать иначе? Вставить свои объяснения, как делает протестантский переводчик? Но это будет толкование на Послание, а не перевод его. Раздробить на многие стихи непрерывающуюся речь, чтобы наделать отдельных периодов для понятности? Раздроблена без церемоний — и все-таки непонятно. Хоть убей, сил нет сделать что-нибудь лучшее! Просто мучение!”[73].
В июне 1900 года эта кропотливая работа была завершена. “С Павлом Накаем сегодня мы кончили третье исправление перевода Нового Завета, — записывает святитель Николай 26 июня. — Теперь расставить знаки препинания (кутоо), еще раз прочитать, быть может, еще раз — с участием других; переписать набело, и в печать! Но это будет с девятого месяца”[74]. Павел Накаи также отмечает в своем дневнике: “Вечером 25-го числа 6-го месяца 33-го года Мэйдзи выполнили работу по окончательному исправлению Нового Завета”[75].
Наступил и 9-й месяц — сентябрь 1900 года. “В школах начались занятия, — повествует Дневник святителя Николая. — У нас с Накаем — дело по переводу Нового Завета: начали расставлять знаки препинания (кутоо); сегодня за день прошли шесть глав Евангелия от Матфея”[76]. Эта последняя часть работы продолжалась совсем недолго: “Кончили мы с Накаем расставление знаков препинания в нашем переводе Нового Завета. Теперь он недели две будет дома один проверять правильность китайских знаков и уяснять спорные пункты по грамматике, остающиеся еще у нас кое-где; повидается в это время с первейшими учеными — авторитетами по грамматике”[77].
Накаи вторит епископу: “В 9-м месяце принялись за расстановку пунктуационных знаков в Новом Завете, которую завершили 10-го числа 10-го месяца. С 11-го числа 11-го месяца, работая дома, я приступил к размышлениям о правильности перевода”[78].
Владыка Николай торопился с окончательным изданием перевода, а Накаи вдумчиво проверял каждое слово: «Накай же все возится со своею поверкою иероглифов и грамматических эквивалентов в нашем переводе Нового Завета. Просил срока на две недели, то есть до завтрашнего дня, а вчера отпросил еще на три дня, говорит — “не успел”»[79].
Закончив самостоятельные занятия, Накаи представил результаты лингвистической работы архипастырю: “Павел Накаи, исполнивши, наконец, свои проверки в переводе иероглифов и прочих мелочей, явился сегодня, и мы до полудня и вечер, по обычаю, занимались глажением и охорошением нашего перевода”[80]. Дневник Павла подтверждает слова Святителя: “30-го числа 10-го месяца приступили к корректировке перевода, 4-го числа 11-го месяца завершили эту работу”[81].
В середине ноября были завершены долгие труды по собственно переводу, подбору соответствующей лексики, грамматики и пунктуаций, а затем — правке, сверке и корректировке Евангельского текста на японском языке.
Несмотря на неудовлетворенность выполненной работой, святитель Николай понимал важность православного Евангельского перевода для своей паствы и для других конфессий: “А печатать пора. Не одни наши христиане с нетерпением ждут нашего перевода. Ждут и протестанты, не раз спрашивавшие у меня, скоро ли выйдет…”[84].
Евангелие было уже в типографии, а горячие разногласия по поводу грамматических тонкостей не затихали: «Из типографии принесли образцовую страницу для напечатания нашего Нового Завета <...> Был у нас сегодня грамматист Хаяси и уверял, что при соединении нескольких подряд стоящих существительных имеют место только средние “то” [соединительный союз “и”], последнее же [принятый в бунго повтор соединительного союза по завершении перечисляемых предметов] совсем излишне и составляет грамматическую неправильность. Это совершенно согласно с тем, что я утверждал, но с чем Накаи не был согласен, почему и сделано было так, как он желает. Ныне и он поколебался и пошел исследовать образцовые сочинения, чтобы убедиться, кто прав. Перелистает сочинения Араи Хакусеки (автора Нихон гвайси), также своих предков, знаменитых ученых Накаи, еще что может из образцовых сочинений последнего трехсотлетия, в период династии Токугава, повидается еще с несколькими грамматистами. Все это насчет “то”, чтобы уж окончательно решить правильное употребление его. И возник этот вопрос насчет “то” сегодня совсем случайно. Призван был Хаяси, чтобы решить, можно ли употреблять “орери”, прошедшую несовершенную форму глагола “ору” [“быть”]. Я всегда утверждал, что можно, Накаи — что нет, особенно после совета с грамматистом Оцуки. Хаяси доказал, что “орери” употреблять можно и должно, что это совершенно правильная форма. Накаи согласился, и положено было удержать “орери” в Новом Завете, где и встречается-то эта форма всего двенадцать раз. Потом был разговор о “зо” и “ка” и “я” [вопросительные частицы]; потом Накаи прочитал вслух пятнадцатую главу Первого Послания к Коринфянам, чтобы Хаяси дал суждение вообще о качестве перевода, который он и одобрил со стороны языка, восстановив только два “ка”, зачеркнутых было нами. Наконец, уже за чаем, Накаи, не имея более важной материи, молвил:
— А вот насчет “то”: нужно ли за каждым связуемым существительным, или нет? — и так далее. Сейчас же указано было господину Хаяси в переводе много примеров с “то”; везде он забраковал, и пошел спор! И нарушено наше спокойствие конченного труда — и пойдет опять исследование, которое скоро ли кончится, Бог весть!» — восклицает святитель Николай[85].
Утром следующего дня грамматические изыскания продолжились. Владыка Николай записывает в своем Дневнике: «Когда утром я занимался в библиотеке, приходит Накаи и провозглашает:
— Живет “то”! Пересмотрел книгу сочинений Араи Хакусеки — везде “то” стоит в конце, при перечислении существительных, связуемых соединительным “то”. У другого знаменитого автора, правда, “то” иногда опускается. Пойду к знаменитому грамматисту Оциай — что он скажет?
Вечером возвращается от Оциай и говорит:
— Увы! “то” как соединительный союз совсем забракован! Оциай утверждает, что употребление “то” в смысле соединительного союза совсем беззаконное; союз этот сравнительный, для соединения же существительных должно быть употребляемо “оёби”, или же, самое лучшее, никакого союза не употреблять, а прямо перечислять предметы — здравый смысл не позволит смешать их; в лучших древних сочинениях, например, Гендзи-моногатари, всегда так ведется речь. Но уж если нужда заставляет употреблять соединительный союз и для этого избирается “то”, то, конечно, его нужно ставить и в конце, за последним существительным, прибавил Оциай.
— Итак, чему же нам следовать? — спросил я Накая.
— Оставим перевод относительно “то” так, как он есть. Я ручаюсь за резонность употребления “то” так, как у нас, и напишу объяснение по сему предмету. Но вот что еще: “орери” должно исчезнуть из перевода. Оциай решительно восстает против употребления этой формы в такой важной книге, как Священное Писание, по неправильности ее. Можно употребить “оритари”, “орики”, “итари” или же “сумери” и подобные однозначущие, но никак не “орери” — совсем неправильное. Хаяси в доказательство правильности этой формы имеет только один случай “орери” в одной древней песне, но песня эта различно толкуется; всего вероятнее, что “орери” в ней не в смысле “быть”, а “сломать” [записанные разными иероглифами с одинаковыми чтениями “ору”, эти глаголы-омонимы имеют разное значение]»[86].
Промедление в изготовлении типографских знаков было использовано как дополнительное время для шлифовки текста: “…Мы с Накаем решили еще раз прочитать перевод — авось, еще найдем кое-что поправить и улучшить, причем я буду смотреть в оригинал, Накай читать перевод медленно и со всей осмотрительностью”[87].
В декабре 1900 года текст был полностью подготовлен: “Перевод Нового Завета совсем кончен; ныне последнее чтение, и проверка закончена”[88]. Накаи также пишет о заключительных этапах работы над переводом: “В 8 часов пополудни 6-го числа 12-го месяца завершили считку типографского текста”[89].
Осталась лишь проверка корректуры: “Вечером читали и корректуру Нового Завета, но не так, как ожидали: на двенадцати листах нашли одиннадцать ошибок…”[90].
Это также требовало многих усилий: “Корректура отпечатываемых дальше и дальше листов Нового Завета каждый день берет немало часов”[91].
В праздник Благовещения, совпавший в 1901 году с Вербным воскресеньем, святитель Николай, наконец, записывает: “Сегодня принесли из типографии последний набело отпечатанный лист Нового Завета. Мы с Накаем почитали вчера поздно принесенные два листа и этот последний, и тем завершили труд по переводу Нового Завета. Слава Богу! Худо ли, хорошо ли — дело сделано. В половине четвертого часа экземпляр Нового Завета послан к переплетчику, чтобы поспешили переплести до четверга, чтобы Страстные 12 Евангелий читать по новому переводу”[92]. В этот же день и Накаи ставит последнюю точку в дневниковых записях о переводе Нового Завета: “В 3 часа пополудни 7-го дня 4-го месяца 34-го года Мэйдзи завершили считку типографской корректуры Нового Завета”[93].
А в Великий Четверток Владыка Николай удовлетворенно замечает: “Вечером двенадцать Евангелий прочтены по книге нашего перевода, только что отпечатанного; один экземпляр только и успели переплести”[94].
К осени Евангельский текст был уже во внутрицерковном употреблении: “Новые Заветы нашего перевода разосланы по Церквам, а также катихизаторам и священникам, по экземпляру всем; от многих приходят заявления удовольствия, что теперь Слово Божие сделалось для них понятным”[95].
Несмотря на годы работы и трехкратную проверку Евангельского текста, в вышедшем в свет издании находились новые и новые погрешности: “…Как мы с Павлом Накаем ни старались сделать перевод Нового Завета исправным, а изъяны есть; сегодня же Иосида указал один стих (Матфея 7:12), непременно требующий исправления; говорил, что есть и еще что указать в этом роде; и из других мест приходят некоторые указания. При вторичном издании, которое, кажется, скоро надо предпринять, все будет пересмотрено и исправлено”[96].
Через два года после издания перевода Нового Завета было решено подготовить и богослужебное Евангелие: «Вечером мы с Накаем начали разметку Евангелия по “зачалам” с показанием порядка церковных чтений — как начинать, где кончать. Продолжит это дело Акила Кадзима, которого мы потом проверим. Пора подумать о напечатании Евангелия и Апостола для чтения в Церкви»[97].
Необходимость разделения Евангелия на зачала была связана с печатанием перевода Праздничной Минеи. В этом тексте святитель Николай решил приводить не ссылки на главы и стихи, а указывать номера богослужебных зачал: “Вполне кончивши все по переводу Праздничной Минеи, сегодня мы с Павлом Накаем принялись за дело разделения Евангелия и Апостола на зачала. Дело это начерно сделано Акилою Кадзима, сделано, как сегодня мы видим, недурно; нам нужно проверить, дополнить и придумать удобные способы окончания чтений, разграничения и тому подобное”[98].
За десять дней эта работа была завершена: “Разделение Евангелия на зачала и Апостола — тоже кончено. Акила Кадзима очень помог в этом деле; он же поможет и отпечатать то и другое для церковного употребления <...> но мы с Накаем будем держать последнюю корректуру”[99].
В начале января наступившего 1905 года эта корректура была закончена: “Целый день с Павлом Накаи Евангельские чтения и Месяцеслов, что печатаются в конце Церковного Евангелия, проверял. Проверено и сдано в печать”[100]. А в середине января уже шла подготовка к изданию богослужебного Апостола: “Утром полубольной Накаи пришел, чтобы прочитать со мною корректуру Апостола…”[101]. В конце марта работа была завершена: “Сегодня мы с Павлом Накаи и после всенощной занимались корректурой церковного Апостола; зато уже кончили это дело совсем”[102].
В апреле 1905 года епископ Николай впервые увидел вышедший из типографии богослужебный Новый Завет: “Евангелие с указанием церковных чтений, переплетенное в бархат и оправленное для положения на престол, сегодня от переплетчика было принесено в двух экземплярах в Собор во время Литургии. Я тотчас же освятил их в приделе <...> и возложил одно Евангелие здесь на престол, другое <...> послал в Церковь Коодзимаци”[103].
В том же 1905 году Четвероевангелие и Апостол были выпущены отдельными книгами.
За десять дней эта работа была завершена: “Разделение Евангелия на зачала и Апостола — тоже кончено. Акила Кадзима очень помог в этом деле; он же поможет и отпечатать то и другое для церковного употребления <...> но мы с Накаем будем держать последнюю корректуру”[99].
В начале января наступившего 1905 года эта корректура была закончена: “Целый день с Павлом Накаи Евангельские чтения и Месяцеслов, что печатаются в конце Церковного Евангелия, проверял. Проверено и сдано в печать”[100]. А в середине января уже шла подготовка к изданию богослужебного Апостола: “Утром полубольной Накаи пришел, чтобы прочитать со мною корректуру Апостола…”[101]. В конце марта работа была завершена: “Сегодня мы с Павлом Накаи и после всенощной занимались корректурой церковного Апостола; зато уже кончили это дело совсем”[102].
В апреле 1905 года епископ Николай впервые увидел вышедший из типографии богослужебный Новый Завет: “Евангелие с указанием церковных чтений, переплетенное в бархат и оправленное для положения на престол, сегодня от переплетчика было принесено в двух экземплярах в Собор во время Литургии. Я тотчас же освятил их в приделе <...> и возложил одно Евангелие здесь на престол, другое <...> послал в Церковь Коодзимаци”[103].
В том же 1905 году Четвероевангелие и Апостол были выпущены отдельными книгами.
Г. Е. Бесстремянная
(“Церковь и время”. 2006. № 1)
[2]Дневники св. Николая Японского. В 5 т. / Сост. К. Накамура. СПб., 2004 (далее — Дневник). 21 августа/2 сентября 1895 года. Здесь и далее орфография документа сохраняется.
[3]Цит. по: Серафим, епископ Сендайский. Токё фуккацу дайсэйдо га татэрарэта токи. Сэйкёдзихося, 2002. С. 10.
[4]Дневник. 4/16 сентября 1895 года.
[5]Дневник. 28 сентября/10 октября 1895 года.
[6]Дневник. 23 ноября/5 декабря 1895 года.
[7]Дневник. 10/22 декабря 1895 года.
[8]Дневник. 11/23 декабря 1895 года.
[9]Дневник. 24 декабря 1895/5 января 1896 года.
[10]Дневник. 2/14 января 1896 года.
[11]Дневник. 15/27 января 1896 года.
[12]10-я глава Деяний апостольских повествует о крещении апостолом Петром семьи сотника Корнилия в Иоппии. Стихи 34–43 содержат проповедь Апостола, где кратко объясняются основы веры. Этот текст содержит множество инверсий и придаточных предложений.
[13]Дневник. 30 января/11 февраля 1896 года.
[14]Дневник. 13/25 марта 1896 года.
[15]Дневник. 23 марта/4 апреля 1896 года.
[16]Дневник. 8/20 апреля 1896 года.
[17]Дневник. 27 апреля/9 мая 1896 года.
[18]Дневник. 1/13 июня 1896 года.
[19]1 Кор 15:13: И аще воскресения мертвых несть, то ни Христос воста.
[20]Дневник. 10/22 июня 1896 года.
[21]Дневник. 12/24 июня 1896 года.
[22]Дневник. 20 августа/1 сентября 1896 года.
[23]Дневник. 13/25 сентября 1896 года.
[24]Архиепископ Аверкий (Таушев). Четвероевангелие. Апостол. Руководство к изучению Священного Писания Нового Завета. М., 2004. С. 633.
[25]Дневник. 16/28 сентября 1896 года.
[26]Дневник. 4/16 октября 1896 года.
[27]Дневник. 8/20 сентября 1896 года.
[28]Дневник. 8/20 ноября 1896 года.
[29]Дневник. 26 ноября/8 декабря 1896 года.
[30]Цит. по: Серафим, епископ Сендайский. Указ. соч. С. 10.
[31]Дневник. 16/28 декабря 1896 года.
[32]Дневник. 3/15 ноября 1898 года.
[33]Дневник. 10/22 апреля 1899 года.
[34]Дневник. 10/22 апреля 1899 года.
[35]Дневник. 14/26 апреля 1899 года.
[36]Дневник. 11/23 ноября 1897 года.
[37]Дневник. 17/29 ноября 1897 года.
[38]Цит. по: Серафим, епископ Сендайский. Указ. соч. С. 10.
[39]Дневник. 10/22 января 1897 года.
[40]Дневник. 19 февраля/3 марта 1897 года.
[41]Дневник. 28 мая/9 июня 1897 года.
[42]Дневник. 20 июня/2 июля 1897 года.
[43]Дневник. 6/18 сентября 1897 года.
[44]Дневник. 7/19 ноября 1897 года.
[45]Цит. по: Серафим, епископ Сендайский. Указ. соч. С. 10.
[46]Дневник. 24 ноября/7 декабря 1903 года.
[47]Дневник. 15/27 декабря 1897 года.
[48]Васильев А. Из воспоминаний об архиепископе Японском Николае // Журнал Московской Патриархии. 1962. № 6. С. 75.
[49]Дневник. 16/28 апреля 1898 года.
[50]Дневник. 25 августа/6 сентября 1898 года.
[51]Дневник. 30 августа/11 сентября 1898 года.
[52]Дневник. 14/26 апреля 1899 года.
[53]Дневник. 18/30 ноября 1899 года.
[54]Собственно японское чтение китайского иероглифа в Японии.
[55]Фонетическое чтение китайского иероглифа в Японии, японское заимствование китайского звучания.
[56]Дневник. 21 декабря/2 января 1900 года.
[57]Дневник. 28 октября/9 ноября 1898 года.
[58]Дневник. 28 октября/9 ноября 1898 года.
[59]Дневник. 23 августа/4 сентября 1899 года.
[60]Дневник. 16/28 ноября 1899 года.
[61]Цит. по: Серафим, епископ Сендайский. Указ. соч. С. 10.
[62]Дневник. 19 ноября/1 декабря 1899 года.
[63]Цит. по: Серафим, епископ Сендайский. Указ. соч. С. 10.
[64]Дневник. 9/21 декабря 1899 года.
[65]Дневник. 18/31 марта 1900 года.
[66]Дневник. 31 марта/13 апреля 1900 года.
[67]Дневник. 3/16 апреля 1900 года.
[68]Дневник. 6/19 апреля 1900 года.
[69]Дневник. 13/26 апреля 1900 года.
[70]Дневник. 18 апреля/1 мая 1900 года.
[71]Дневник. 21 апреля/4 мая 1900 года.
[72]Дневник. 22 апреля/5 мая 1900 года.
[73]Дневник. 27 мая/9 июня 1900 года.
[74]Дневник. 13/26 июня 1900 года.
[75]Цит. по: Серафим, епископ Сендайский. Указ. соч. С. 10.
[76]Дневник. 22 августа/4 сентября 1900 года.
[77]Дневник. 27 сентября/10 октября 1900 года.
[78]Цит. по: Серафим, епископ Сендайский. Указ. соч. С. 10.
[79]Дневник. 10/23 октября 1900 года.
[80]Дневник. 17/30 октября 1900 года.
[81]Цит. по: Серафим, епископ Сендайский. Указ. соч. С. 10.
[82]Дневник. 1/14 ноября 1900 года.
[83]Цит. по: Серафим, епископ Сендайский. Указ. соч. С. 10.
[84]Дневник. 4/17 ноября 1900 года.
[85]Дневник. 9/22 ноября 1900 года.
[86]Дневник. 10/23 ноября 1900 года.
[87]Дневник. 13/26 ноября 1900 года.
[88]Дневник. 23 ноября/6 декабря 1900 года.
[89]Цит. по: Серафим, епископ Сендайский. Указ. соч. С. 10.
[90]Дневник. 2/15 января 1901 года.
[91]Дневник. 2/15 марта 1901 года.
[92]Дневник. 25 марта/7 апреля 1901 года.
[93]Цит. по: Серафим, епископ Сендайский. Указ. соч. С. 10.
[94]Дневник. 29 марта/11 апреля 1901 года.
[95]Дневник. 21 сентября/4 октября 1901 года.
[96]Дневник. 19 января/1 февраля 1902 года.
[97]Дневник. 16/29 октября 1903 года.
[98]Дневник. 31 мая/13 июня 1904 года.
[99]Дневник. 10/23 мая 1904 года.
[100]Дневник. 23 декабря/5 января 1905 года.
[101]Дневник. 21 января/3 февраля 1905 года.
[102]Дневник. 12/25 марта 1905 года.
[103]Дневник. 16/29 апреля 1905 года.
[104]Дневник. 31 мая/12 июня 1882 года.
[105]“Сэйкё дзихо”. 1941. № 9. Цит. по: Серафим, епископ Сендайский. Указ. соч. С. 121.
[106]Дневник. 31 декабря/13 января 1906 года.
