И, думается, читателю будет небезынтересно ознакомиться со взглядом на этот вопрос того из них, кто единодушно признается талантливейшим и плодовитейшим из переводчиков древней Церкви – блаженного Иеронима Стридонского. Его воззрения нашли наиболее яркое отражение в «Письме к Паммахию о наилучшем способе перевода».
«Письмо к Паммахию» погружает нас в бурную и полную противоречий атмосферу Палестины 80-х гг. IV в., в эпоху «оригенистских споров»2, в которых Иероним принял активное участие. Свт. Епифаний, знаменитый как эрудит и борец с ересями, автор антиеретического трактата «Панарион», считал Оригена опасным еретиком, ответственным за возникновение арианства. Будучи в прошлом игуменом одного из палестинских монастырей, он решил начать свой «антиоригенистский крестовый поход» именно оттуда.
Весной 394 г. он прибыл в Палестину и стал добиваться от епископа Иерусалимского Иоанна анафематствования Оригена, Тот не изъявил подобного желания, и после ряда недоразумений между епископами произошел полный разрыв. Несмотря на предпринятые бл. Иеронимом попытки примирения, свт. Епифаний удалился из Иерусалима в свой старый монастырь и начал рассылать по всей Палестине антиоригенистские послания, обвиняя в ересях заодно и Иерусалимского епископа. Блаженный Иероним, бывший дотоле поклонником Оригена, присоединился к свт. Епифанию и стал ревностным оригеновым гонителем.
Вскоре свт. Епифаний и бл. Иероним вызвали резкое недовольство еп. Иоанна, и Епифаний вернулся на Кипр, написав на прощанье письмо, в котором оправдывал свое поведение и вновь порицал Иоанна за оригенизм. Письмо это ходило в списках по палестинским монастырям и было переведено Иеронимом на латынь; об этом-то переводе и идет речь в «Письме к Паммахию».3
После отъезда свт. Епифания еп. Иоанн осудил блаженного Иеронима как лживого переводчика и потребовал у префекта выслать «бунтовщика» из Святой Земли.
«Письмо к Паммахию», согласно указанию самого бл. Иеронима, было написано спустя приблизительно два года после письма Епифания, то есть в конце 395 г. или начале 396 г.
После отъезда свт. Епифания еп. Иоанн осудил блаженного Иеронима как лживого переводчика и потребовал у префекта выслать «бунтовщика» из Святой Земли.
«Письмо к Паммахию», согласно указанию самого бл. Иеронима, было написано спустя приблизительно два года после письма Епифания, то есть в конце 395 г. или начале 396 г.
1
Апостол Павел, когда должен был дать ответ в своих преступлениях перед царем Агриппой (кто слышал, тот поймет, о чем речь), нимало не сомневаясь в успешном исходе дела, прежде всего поздравил себя, сказав: «Царь Агриппа! почитаю себя счастливым, что сегодня могу защищаться перед тобою во всем, в чем обвиняют меня Иудеи, тем более, что ты знаешь все обычаи и спорные мнения Иудеев» (Деян 26.2–3). Ведь он читал изречение Иисуса [сына Сирахова]: «Блажен, кто говорит в уши слушающего» (Сир 25.12) 5, и знал, что слова оратора достигают тем большего, чем далее простираются познания судьи. Так и я чувствую себя счастливым по крайней мере в том, что перед многознающими ушами защищаюсь от невежественного языка, обвиняющего меня то ли в неумелости, то ли во лжи: будто бы я не смог или не захотел правильно перевести с чужого языка; одно – ошибка, другое – преступление. А чтобы обвинитель мой не сумел с легкостью, с какой он говорит обо всем, и бесстыдством (он ведь думает, что ему все позволено) очернить меня перед вами, как уже очернил папу Епифания, посылаю тебе это письмо, чтобы ты, а через тебя все, кто удостаивает нас своей любовью, узнали как было дело.
2
Около двух лет назад вышеназванный папа Епифаний послал епископу Иоанну письмо, в котором обличал некоторые его догматические заблуждения и кротко призывал его к раскаянию. Списки письма немедленно расхватали во всей Палестине, как из-за достоинств автора, так и из-за изящества сочинения. Был в нашем монастыре человек, небезызвестный между своими, по имени Евсевий Кремонский. И вот, так как это послание было у всех на устах, и все, ученые и неученые, равно восхищались его ученостью и чистотой слога, он стал неотступно просить меня, чтобы я для него перевел письмо на латынь и изъяснил как можно точнее, чтобы легче было понять; ведь он совсем не знал греческого. Я выполнил его просьбу: позвал писца и быстро продиктовал перевод, снабдив его краткими примечаниями на полях, разъясняющими смысл каждой главы. Поскольку он очень настаивал, чтобы это было мною сделано лишь для него одного, то и я со своей стороны потребовал хранить список в доме – как бы случайно о нем не стало широко известно.
Прошло полтора года, и упомянутый перевод из его ларца неким таинственным образом перебрался в Иерусалим. Ибо какой-то лжемонах, то ли получив деньги (как скорее всего можно понять), то ли бескорыстно из злобы, как тщетно пытается уверить меня обманщик, вытащил папирус из ларца и присвоил, и так сделался Иудой-предателем: он дал противникам моим повод поносить меня, – так что среди невежд я объявлен лжецом оттого, что не перевел слово в слово: вместо «почтенный» поставил «дражайший», и в своем злодейском переводе – страшно сказать! – почтеннейший папа не пожелал перевести. Из подобной ерунды и состоят обвинения против меня.
3
Но прежде чем говорить о переводе, хочу спросить тех, кто подлость называет благоразумием: откуда у вас список послания? Кто дал его вам? С каким лицом вы признаете, что получили его преступным путем? Что же у людей останется в безопасности, если ни за стенами дома, ни в ларцах невозможно скрыть тайну? Если бы я заявил о вашем преступлении перед судом, то я законным образом подвел бы вас под обвинение, а закон устанавливает наказание уличенному доносчику в пользу казны. Он, хотя и допускает предательство, карает предателя, видимо, одобряя свою выгоду, но не одобряя намерение. Недавно принцепс Феодосии осудил на смерть консуляра Гесихия, бывшего в большой вражде с патриархом Гамалиилом, за то, что он, подкупив писца, завладел бумагами Патриарха 6. Мы читаем у древних историков, как воспитателя, предавшего детей фалисков, связанного отдали мальчикам и отправили обратно к тем, кого он предал: римский народ не захотел воспользоваться бесчестной победой 7. Когда Пирр, царь Эпирский, оправлялся от раны в лагере, собственный врач вознамерился предательски убить его; Фабриций счел это злодейством и, более того, отослал связанного изменника к его господину, не желая поощрять преступление, даже направленное против врага 8.
Что защищают законы общества, что соблюдают враги, что свято среди войн и мечей – то в пренебрежении у монахов и священнослужителей Христовых. И кое-кто из них еще смеет, нахмурив брови и щелкая пальцами, рыгая, вести такие речи: «Что ж с того, если он и подкупил, если и соблазнил? Он сделал то, что принесло ему пользу». Удивительное оправдание преступления: можно подумать, разбойники, воры и пираты делают не то, что приносит им пользу. Да и Анна и Каиафа, соблазняя несчастного Иуду, делали то, что считали полезным для себя.
4
Я волен в своих записках писать любые нелепости, толковать Писание, огрызаться на оскорбления, срывать досаду, упражняться в общих местах и как бы хранить стрелы, отточенные для сражения. Пока я не разглашаю своих мыслей, они остаются бранью, а не преступлением; даже не бранью, если их не слышат чужие уши. Тебе ли подкупать слуг, соблазнять клиентов и, как мы читаем в сказках, в виде золота проникать к Данае 9 и, не глядя на то, что сам сделал, называть меня обманщиком, когда сам, обвиненный, мог бы признаться в куда более тяжком прегрешении, чем то, в чем обвиняешь меня? Один называет тебя еретиком, другой – исказителем догматов. Ты молчишь и не осмеливаешься отвечать; зато чернишь переводчика, придираешься к слогам: словом, бьешь лежачего и считаешь это достаточной защитой.
Допустим, что я ошибся или что-то пропустил в переводе. Вокруг этой оси и вертятся все твои мысли, – это и есть твоя защита. По-твоему, если я дурной переводчик, то ты и не еретик? Говорю так не потому, чтобы я считал тебя еретиком: пусть так думает тот, кто обвинил тебя, и убежден в этом тот, кто написал письмо. Что может быть глупее – услышав упрек от одного, обвинить другого и, когда ты сам бит со всех сторон, искать утешения в том, чтобы пнуть спящего.
5
До сих пор я говорил так, словно и вправду что-то изменил в послании, и мой безыскусный перевод содержит ошибку, хотя и не преступление. Но теперь, когда само письмо показывает, что смысл его ничуть не изменен, не прибавлено никаких подробностей, не измышлено никаких новых догматов, то «не доказывают ли они своим пониманием, что не понимают ничего»10 и, желая обличить чужое невежество, разоблачают свое?
Я не только признаю, но открыто заявляю, что в переводах с греческого (кроме Священного Писания, где сам порядок слов – тайна) я передаю не слово словом, но мысль мыслью. Учитель мой в этом – Туллий, переложивший Платонова «Протагора» и Ксенофонтов «Домострой» и две великолепные речи Эсхина и Демосфена друг против друга. Сколько он там пропустил, сколько прибавил, сколько изменил, чтобы особенности чужого языка передать особенностями своего – об этом сейчас говорить не время. Для меня достаточно авторитета самого переводчика, который в предисловии к этим речам говорит так: «Я счел своим долгом взяться за этот труд, полезный для учащихся, для меня же самого не столь необходимый.
Я перевел с аттического наречия самые известные речи двух красноречивейших риторов, обращенные друг против друга, Эсхина и Демосфена, – перевел не как толмач, но как Оратор, приспособив сами мысли и их выражение, как фигуры, так и слова, к нашей привычной речи. Я не счел необходимым передавать их слово в слово, но сохранил весь смысл и силу слов. Ибо полагал, что читателю слова нужны не по счету, а как бы по весу». И еще, в конце предисловия: «Их речи, – говорит он, – я надеюсь переложить так, чтобы открылись все достоинства мыслей, способов их выражения и расположения материала; и буду следовать словам, пока они не противоречат нашим вкусам. Хотя в переводе окажется не все из греческого текста, я постарался сохранить его смысл»11. И Гораций, человек умный и ученый, в «Поэтическом искусстве» предупреждает эрудированного поэта о том же самом:
...Не старайся словом в слово попасть, как усердный толмач-переводчик12.
Теренций переводил Менандра, Плавт и Цецилий – древних комиков. Разве они увязали в словах? И не сохранили ли в переводе более красоты и изящества? То, что вы называете точностью перевода, образованные люди зовут κακοζηλίαν13. Поэтому и я, имея таких учителей, когда лет двадцать тому назад переводил на латынь «Хронику» Евсевия Кесарийского, впал в такую же ошибку и, не предвидя, конечно, ваших обвинений, в числе прочего написал в предисловии:
...Не старайся словом в слово попасть, как усердный толмач-переводчик12.
Теренций переводил Менандра, Плавт и Цецилий – древних комиков. Разве они увязали в словах? И не сохранили ли в переводе более красоты и изящества? То, что вы называете точностью перевода, образованные люди зовут κακοζηλίαν13. Поэтому и я, имея таких учителей, когда лет двадцать тому назад переводил на латынь «Хронику» Евсевия Кесарийского, впал в такую же ошибку и, не предвидя, конечно, ваших обвинений, в числе прочего написал в предисловии:
«Трудно, следуя за чужими строчками, ничего не пропустить, и нелегко сделать так, чтобы хорошо сказанное на другом языке сохранило свою красоту в переводе. Вот что-нибудь выражено одним особенным словом, и мне нечем его заменить; а когда я пытаюсь выразить мысль длинным оборотом, то лишь теряю время14. К этому добавляются запутанные перестановки слов, различие в падежах, разнообразие фигур, наконец, я бы сказал, природное своеобразие языка! Если я перевожу слово в слово, это звучит нелепо; если по необходимости что-то изменю в речи или в порядке слов,, то покажется, что я уклоняюсь от обязанностей переводчика».
И после многого другого, что сейчас приводить излишне, добавил даже: «Если кто-то думает, что красота языка не теряется при переводе, пусть дословно переложит на латынь Гомера. Скажу больше: пусть перескажет его на его родном языке прозой, – и ты увидишь смехотворный набор слов, и красноречивейшего поэта – едва умеющим говорить».
6
Чтобы авторитет моих писаний не показался мал (хотя я только хотел доказать, что с юных лет переводил не слова, а мысли), прочти и рассмотри, что по этому поводу сказано в небольшом предисловии к книге, где описана жизнь блаженного Антония.
«Дословный перевод с одного языка на другой затемняет смысл, как разросшийся сорняк заглушает семя. Пока речь служит падежам и фигурам, она едва выражает сложным оборотом то,что могла бы сказать одним словом. Избегая этого, я по твоей просьбе так переложил жизнь блаженного Антония, что ничего не пропало из смысла, хотя и пропало кое-что из слов. Пусть другие гоняются за слогами и буквами, ты же ищи мыслей».
Дня мне не хватит, если я буду приводить свидетельства всех, кто переводил по смыслу. Сейчас достаточно назвать Илария Исповедника, который перевел с греческого на латынь гомилии на книгу Иова и множество толкований на Псалмы, и не корпел над мертвой буквой, и не истязал себя нудным переводом, как невежды, но как бы по праву победителя переложил плененные мысли на свой язык.
7
Неудивительно, что в иные века и мужи Церкви, переводившие Септуагинту, и Евангелисты и Апостолы в священных свитках поступали так же. Мы читаем у Марка, как сказал Господь: «Талифа́ куми́», и тут же сказано: «Что значит: девица, тебе говорю, встань» (Мк 5.41). Почему бы не обвинять Евангелиста во лжи: зачем он прибавил «тебе говорю», когда по-еврейски сказано только «девица, встань»? Он ἐμφατικώτερον15 прибавил «тебе говорю», чтобы передать обращение и повеление. Также и у Матфея, когда рассказывается, как Иуда-предатель вернул тридцать сребренников и на них было куплено поле горшечника, написано так: «Тогда сбылось реченное через пророка Иеремию, который говорит: и взяли тридцать сребренников, цену Оцененного, Которого оценили сыны Израиля, и дали их за землю горшечника, как сказал мне Господь» (Мф 27.9–10). Но это совсем не у Иеремии, а у Захарии можно найти, сказанное другими словами и в совершенно ином порядке. Вот как это в Вульгате16: «И скажу им: если угодно вам, то дайте Мне плату Мою, если же нет, – не давайте; и они отвесили в уплату Мне тридцать сребренников. И сказал Мне Господь: брось их в горнило – посмотри, стоят ли они того, во что оценили Меня. И взял Я тридцать сребренников и бросил их в дом Господень в горнило» (Зах 11.12–13)17 .
Видно, насколько разнятся перевод Семидесяти и евангельское свидетельство. И в еврейском тексте, хотя смысл тот же самый, слова расставлены по-другому и немного иные: «И Я сказал к ним: если хорошо в очах ваших, принесите плату Мою; если нет, останьтесь в покое. И отвесили плату Мою, тридцать сребренников. И сказал Господь ко Мне: Брось их горшечнику; хороша цена, в которую Я оценен от них. И Я взял тридцать сребренников и бросил их в доме Господнем горшечнику». Можно уличить Апостола в обмане, ибо его слова не согласуются ни с переводом Семидесяти, ни с еврейским текстом; более того, он ошибся в имени: ведь вместо Захарии он назвал Иеремию. Но не подобает так говорить о спутнике Христовом: для него важно было не отследить все слова и слоги, а изложить смысл учения. Перейдем к другому свидетельству того же Захарии, которое евангелист Иоанн приводит по еврейскому подлиннику: «Воззрят на Того, Которого пронзили» (Ин 19.37).
В Септуагинте вместо этого мы читаем: καὶ ἐπιβλέψονται πρός με ἀνθ῾ ὧν κατωρχήσαντο , что по-латыни переведено: «И взглянут на Меня, как на то, что осмеяли», или «над чем глумились». (Зах 12.10)18. И Септуагинта и наш перевод отличаются от текста Евангелиста, но разница в словах примиряется единством духа. И у Матфея мы читаем, как Господь предсказывает бегство Апостолов, приводя в свидетели того же Захарию: «ибо написано: поражу пастыря, и рассеются овцы» (Мф 26.31). Но и в Септуагинте, и в еврейском подлиннике это совсем не так: эти слова сказаны не от лица Бога, как у Евангелиста, но пророка, просящего Бога Отца: «Порази пастыря, и рассеются овцы» (Зах 13.7). Я думаю, в этом месте, по высокоумию некоторых, Евангелиста можно обвинить в страшном грехе: он посмел слова пророка приписать Богу!..
Тот же Евангелист рассказывает о повелении Ангела Иосифу взять Младенца и Мать Его и бежать в Египет, и оставаться там до смерти Ирода, дабы исполнилось реченное Господом через пророка: «Из Египта воззвал Я Сына Моего» (Мф 2.15). В наших списках этого нет, но в еврейском подлиннике в книге Осии сказано: «Ибо отрок "Израиль, и Я возлюбил его, и из Египта воззвал Я Сына Моего» (Ос 11.1)19. Вместо этого в том же месте Семьдесят толковников перевели так: «Ибо мал Израиль, и Я возлюбил его, и из Египта воззвал Я сыновей его». Неужели их должно совершенно отвергнуть за то, что это место, сокровеннейшее для тайн Христовых, они передали по-другому? Или будем милосердны, помня, что они люди, по слову Иакова: «Все мы много согрешаем. Кто не согрешает в слове, тот человек совершенный, могущий обуздать и все тело» (Иак 3.2).
Вот что еще написано у того же Евангелиста: "И пришед поселился в городе, называемом Назарет, да сбудется реченное через пророка, что Он Назореем наречется» (Мф 2.23). Пусть ответят λογοδαιδαλοι20 и придирчивые оценщики всех толкователей, где они это читали? Пусть знают, что у Исайи. Ибо в том месте, где мы читали и переводили: «И произойдет отрасль от корня Иессеева, и цвет поднимется от корня его», в еврейском тексте сообразно ιδίωμα21 этого языка написано: «Произойдет ветвь от корня Иессеева, и Назорей произрастет от корня его» (Ис 11.1)22. Почему Семьдесят оставили это без внимания, как не потому, что нельзя переводить слово за словом? Ведь это кощунство – то ли не заметить, то ли скрыть тайну.
8
Пойдем далее: краткость письма не дозволяет нам долго задерживаться на отдельных местах. Тот же Матфей говорит: «А все сие произошло, да сбудется реченное Господом через пророка, который говорит: се, Дева во чреве приимет и родит Сына, и нарекут имя Ему Еммануил» (Мф 1.22–23), что Семьдесят перевели так: «Се, Дева во чреве зачнет и родит Сына, и наречете имя Ему: Еммануил». Если придираться к словам, то это не одно и то же: «приимет» или «зачнет», «нарекут» или «наречете».
А в еврейском тексте мы читаем такое: "Се, Дева... зачнет и родит Сына, и наречет имя... Ему: Еммануил» (Ис 7.14)23.. Не Ахаз, обвиняемый в нечестивости, не иудеи, которые еще отрекутся от Господа, а Она Сама, Дева, зачавшая и родившая, наречет Ему имя. У того же Евангелиста читаем, как Ирод был встревожен приходом волхвов и, собрав священников и книжников, стал выпытывать у них, где родился Христос. Они ответили: «В Вифлееме Иудейском, ибо так написано через пророка: И ты, Вифлеем, земля Иудина, ничем не меньше воеводств Иудиных; ибо из тебя произойдет Вождь, Который будет царствовать над народом Моим Израиля" (Мф 2.6)24. В Вульгате это пророчество дано так: «И ты, Вифлеем, дом Ефрафа, невелик ты, чтобы быть среди тысяч Иудиных; из тебя произойдет Мне Тот, Кто будет Владыкой в Израиле». Каково различие в словах и порядке слов между Матфеем и Септуагинтой, ты с еще большим удивлением увидишь, если заглянешь в еврейский текст: «И ты, Вифлеем-Ефрафа, мал ты между тысячами Иудиными; из тебя произойдет Мне Тот, Кто будет Властителем Израиля" (Мих 5.2)25.
Рассмотрим по порядку. У Евангелиста стоит: «И ты, Вифлеем, земля Иудина»; в еврейском тексте сказано вместо «земля Иудина» – «Ефрафа»; в Септуагинте – «дом Ефрафа». Вместо «Ничем не меньше ты воеводств Иудиных» в Септуагинте написано: «Невелик ты, чтобы быть среди тысяч Иудиных», в еврейском тексте – «Мал ты среди тысяч Иудиных»: смысл получается совершенно противоположный. Еврейский подлинник согласен, по крайней мере в этих словах, с Септуагинтой, Евангелист же сказал, что не мал среди тысяч Иудиных, хотя и там и там сказано, что «мал ты и невелик»; но из тебя, – сказано, – малого и невеликого Мне произойдет Вождь в Израиле, по слову Апостола: «Немощное мира избрал Бог, чтобы посрамить сильное» (1Кор 1.27). И следующее: «Который будет править», или «Который упасет народ Мой Израиля», – очевидно, что у пророка иначе.
9
Я рассказываю это не для того, чтобы обвинить Евангелистов в обмане (оставим это нечестивым – Цельсу, Порфирию, Юлиану), но чтобы уличить моих порицателей в невежестве, и прошу у них как милости, чтобы они простили мне в простом письме то, что волей-неволей им придется прощать Апостолам в Священном Писании. Марк, ученик Петра, так начинает свое Евангелие: «Начало Евангелия Иисуса Христа,.. как написано у Исайи пророка: Вот, Я посылаю Ангела Моего пред лицем Твоим, который приготовит путь Твой пред Тобою. Глас вопиющего в пустыне: приготовьте путь Господу, прямыми сделайте стези Ему» (Мк 1.1–3)26.
Это пророчество составлено из двух пророков, Малахии и Исайи. Сказанное сперва: «Вот, Я посылаю Ангела Моего... пред лицем Твоим, который приготовит путь Твой пред Тобою» (Мал 3.1)27 находится у Малахии. А последующее: «Глас вопиющего в пустыне» (Ис 40.3) и т.д. можно прочесть у Исайи. Как же Марк в самом начале своего писания приписал Исайе пророчество «Вот, Я посылаю Ангела Моего», которого у Исайи нет, а принадлежит оно, как мы сказали, Малахии, последнему из двенадцати пророков? Пусть отвечает на этот вопрос невежественное предубеждение, я же буду смиренно молить о прощении за ошибку. Тот же Марк рассказывает, как Спаситель говорит к фарисеям: «Неужели вы не читали никогда, что́ сделал Давид, когда имел нужду и взалкал сам и бывшие с ним? Как вошел он в дом Божий при первосвященнике Авиафаре и ел хлебы предложения, которых не должно было есть никому, кроме священников?» (Мк 2.25–26; Лк 6.34).
Прочтем Самуила, или книгу Царств, как ее обычно называют, и обнаружим, что первосвященника звали не Авиафар, а Ахимелех – тот самый Ахимелех, который потом был вместе с другими священниками убит Доиком по приказу Саула (1Цар 21.2–6, 22.9–20). Перейдем к апостолу Павлу. Он пишет к коринфянам: «если бы познали, то не распяли бы Господа славы. Но, как написано: не видел того глаз, не слышало ухо, и не приходило то на сердце человеку, что приготовил Бог любящим Его» (1Кор 2.8–9). В этом месте многие, следуя бредням апокрифов, говорят, что это свидетельство содержится в Откровении Илии; тогда как в еврейском тексте у Исайи можно прочесть: «Ибо от века не слыхали, не внимали ухом, и никакой глаз не видал другого бога, кроме Тебя, который столько сделал для надеющихся на него» (Ис 64.4).
Семьдесят толковников переводят совсем иначе: «Ибо от века мы не слыхали, и глаза наши не видели бога, кроме Тебя, и дела Твои праведны, и надеющимся на Тебя Ты оказываешь милосердие». Мы видим, откуда взято это пророчество, и видим, что Апостол перевел не слово в слово, но περιφραστικός28, выразив тот же смысл иными словами. В Послании к Римлянам тот же апостол Павел, приводя отрывок из Исайи: «Вот, полагаю в Сионе камень преткновения и скалу соблазна" (Рим 9.33)29, расходится со старым переводом30, но согласуется с еврейским подлинником (Ис 8.14)31. А в Септуагинте смысл противоположный: «Да не наткнетесь на камень преткновения и на скалу разрушения», хотя апостол Петр, согласуясь с еврейским текстом и с Павлом, пишет так: «А для неверующих – камень претыкания и скала соблазна" (1Пет 2.7)32.. Из всего этого ясно, что Апостолы и Евангелисты в переводе Ветхого Завета искали мыслей, а не слов, и не слишком заботились о порядке и строе речей, – только было бы ясно существо мысли.
10
Лука, муж апостольский и Евангелист, пишет, что первомученик Христов Стефан рассказывал в собрании иудеев: «[С семьюдесятью пятью душами] «перешел... Иаков в Египет, и скончался сам и отцы наши; и перенесены были в Сихе́м и положены во гробе, который купил Авраам ценою серебра у сынов Еммора Сихемова» (Деян 7.15–16). В книге Бытия это место выглядит совсем не так: Авраам купил у Ефрона Хеттейского, сына Сеора, за четыреста драхм серебра двойную пещеру возле Хеврона и поле вокруг нее и похоронил там Сарру, жену свою (Быт 23.1)33.
И в той же книге читаем, как Иаков с женами и детьми после возвращения из Месопотамии разбил шатер перед Салемом, городом сихемлян в земле Ханаанской, и поселился там, и купил ту часть поля у Еммора, отца Сихемова, за сотню овец, где имел палатки, и сделал жертвенник, и призвал там Бога Израилева (Быт 33.18–20)34. Авраам не покупал пещеру у Еммора Сихемова – он купил у Ефрона, сына Сеора, и потребен не в Сихеме, а в Хевроне, который искаженно называется Арбох. Двенадцать же патриархов похоронены не в Арбохе, а в Сихеме, где поле было куплено не Авраамом, а Иаковом (Нав 24.32).
Я так подробно разъясняю и этот небольшой пример, чтобы недоброжелатели мои разобрались и поняли, что в Писании не о словах надо рассуждать, а о мыслях. Двадцать первый Псалом по еврейскому тексту начинается теми же словами, какие Господь сказал на кресте: «Эли́, Эли́! лама́ савахфани́?» (Мф 27.46), что означает: «Боже мой, Боже мой! для чего Ты меня оставил?» Пусть мне объяснят, почему Семьдесят толковников вставили: «Внемли мне»? Они перевели: «Боже мой! Боже мой! [внемли мне] почему Ты... меня... оставил?» (см. Пс 21.2). И мне ответят: ведь нет ничего предосудительного для смысла, если и прибавить два слова. Так пусть поверят, что и из-за меня не пошатнутся устои Церквей, если, диктуя в спешке, я опустил иные слова.
11
Долго будет сейчас пересказывать, сколько Семьдесят толковников прибавили от себя, сколько пропустили, какие различия есть в церковных списках, пометках и примечаниях. Мы читаем у Исайи: «Блажен, кто имеет семя в Сионе и домашних в Иерусалиме» (Ис 31.9, согласно Септуагинте), а евреи посмеялись бы над этим, если бы услышали. И у Амоса после описания роскоши нет слов: «И мнят все это вечным, а не преходящим» (Ам 6.6, согласно Септуагинте). (Риторический стиль и поистине Туллиево красноречие).
Но что же нам делать с подлинными книгами, в которых отсутствуют эти добавления и другие подобные им (а если мы начнем их перечислять, потребуются бесконечные книги)? А сколько там они пропустили, – тому свидетели, как я уже сказал, и примечания, и наш перевод, если усердный читатель сверит его со старым. Однако перевод Семидесяти по праву принят в Церквах – либо как первый перевод, сделанный еще до Христова пришествия, либо потому, что им пользовались Апостолы (хотя они не отклоняются от еврейского текста). А Аквила35, прозелит и ревностный переводчик, попытавшийся передать не только слова, но и этимологию слов, отвергается нами, и по заслугам. Ибо кто же вместо слов «хлеб,.. вино... и елей» (Втор 7.13) мог бы прочесть или понять – χεῦμα, ὀπωρισμόν, στιλπνότητα, что можно перевести как «излияние, плодоношение и блистание»? А поскольку в еврейском языке есть не только ἄρθρα, но и πρόαρθρα36, то он κακοζήλως37 и слоги переводит, и буквы, и пишет σὺν τὸν οὐρανὸν καὶ σὺν τὴν γῆν38 (греч.) – Ред., что ни по-гречески, ни по-латыни совершенно неприемлемо.
Такой же пример можно привести и из нашей речи. Как бы ни была хороша греческая фраза, но переведенная на латынь дословно, она не зазвучит; и наоборот, то, что хорошо для нас, при переводе слово за слово на греческий грекам нравиться не будет.
12
Но оставим эту безграничную тему. Хочу показать тебе, о благороднейший муж среди христиан и христианнейший среди благородных, какого рода ложь при переводе письма мне вменяют в вину, и для этого приведу начало письма по-латыни и по-гречески, чтобы на примере одного обвинения стали ясны и другие. Ὲ´δει ἡμᾶς, ἀγαπητέ, μή τῆ οἰήσει τῶν κλήρων φὲρεθαι я, помнится, перевел так: «Надлежало нам, возлюбленнейший, не превращать честь священнослужения в предмет гордости». «Вот, – говорят они, – какая ложь в одной строчке! Во-первых, ἀγαπητος – это не «возлюбленнейший», а «возлюбленный». Затем, οἴησις есть «мнение», а не «гордость», поскольку здесь не сказано οἰήματι, но οἰήσει одно означает «мнение», второе – «надменность». И все дальнейшее: «Не превращать честь священнослужения в предмет гордости» – тебе принадлежит».
Что ты такое говоришь, о борец за букву, о Аристарх39 нашего времени, [строго] судящий всех без разбора писателей? Видно зря мы столько времени учились и «часто отдергивали руку от розги»40, – отойдя от берега, сразу пошли ко дну. Конечно, раз человеку свойственно ошибаться, то человеку умному – признавать свои ошибки: какой бы ты ни был порицатель, сделай милость, – молю тебя, учитель, поправь меня и переведи слово в слово! Он отвечает: «Ты должен был перевести: надлежало нам, возлюбленный, не носиться с мнением священнослужителей».
Вот оно, Плавтово красноречие! Вот аттическое изящество, сравнимое, как говорится, с речью муз! Оправдывается на мне ходячая простонародная пословица: «Посылать быка в палестру – даром тратиться на масло». Но не его это вина; трагедию под его маской разыгрывают другие; Руфин и Мелания41, учителя его, за большие деньги научившие его ничего не знать. Я не осуждаю никого из христиан за невежество речей; еще Сократ сказал; «Я знаю, что ничего не знаю», а другой мудрец (Хилон, как считается); «Познай самого себя». Но я всегда почитал святую простоту, а не словесную нищету. Кто подражает моим речам, – говорит Апостол, – пусть лучше подражает добродетелям тех, у кого простота в речах искупалась величием святости. И силлогизмы Аристотеля, и изощренные остроты Хрисиппа посрамил Воскресший из мертвых.
Смешно, впрочем, если бы кто-нибудь из нас среди богатств Креза и утех Сарданапала похвалялся бы лишь одним своим невежеством, – будто разбойники и прочие преступники все до одного красноречивы и прячут окровавленные мечи не в дуплах деревьев, а в свитках философов.
13
Я достиг конца письма, но не достиг предела своей печали. Ибо меня называют лжецом и треплют мое имя в бабьих покоях за ткацким станком, я же довольствуюсь тем, что не вижу за собой вины и не оправдываюсь. Поэтому все отдаю тебе на суд; прочти само письмо по-гречески и по-латыни, и тотчас поймешь, чего стоят вопли и мерзкие жалобы моих обвинителей. А мне достаточно все поведать дорогому другу и, укрывшись в келье, ожидать приговора. И хочу, если получится и если допустят враги, писать тебе лучше толкования на Писание, чем Демосфеновы и Туллиевы филиппики.
Источник: Альфа и Омега. №4(7) 1995 сс.173-187. Перевод с латыни Н. Холмогоровой под редакцией М, Касьян и Т. Миллер
1 Септуагинта ходила в нескольких различных редакциях, а на Западе конкурировали два латинских перевода: Итала и Иеронимова Вульгата. Вульгата стала общепризнанным текстом только в VI в. – Здесь и далее примечания переводчика, кроме специально оговоренных случаев.
2 Подробнее об оригенистских спорах см. Карташев А. В. Вселенские соборы. М.,1994,сс.159–170;Болотов В.В. Лекции по истории древней Церкви. Т. IV. М., 1994, се. 156–160.
3 Перевод бл. Иеронимом письма помещен в Патрологии Миня (Patrologiae cuisus completus. Series graeca. T. 43).
4 Русский перевод писем бл. Иеронима был опубликован в Трудах Киевской Духовной Академии (1893 г.) и небольшими фрагментами в кн. «Средневековая латинская литература IV-IX веков» (М., 1970).
5 В синод. переводе: «Блажен, кто приобрел мудрость и передает ее в уши слушающих»:
6 Об обстоятельствах этого дела достоверно ничего не известно.
7 Т. Ливий. V. 27.
8 Флор. 1; Плутарх. Пирр. 21.
9 Овидий. Метаморфозы. 4
10 Терещий. Андр. 18.
11 Цицерон. О наилучшем роде ораторов. 13–14; 23.
12 Гораций. Наука поэзии. Ст. 133–4.
13 Придирчивость; буквоедство (греч.).
14 Место неясно; вар.: продвигаюсь лишь на шаг. – Ред.
15 Для большей выразительности (греч.).
16 Здесь и далее имеется в виду не Иеронимова «Вульгата», а древний латинский перевод Библии, называемый теперь Италой. Итала, в отличие от Вульгаты Иеронима, переведена полностью с Септуагинты.
17 В синод, переводе (Зах 11.13): «...высокая цена, в какую они оценили Меня! И взял Я тридцать сребренников и бросил их в дом Господень для горшечника»:
18 В синод, переводе: «...воззрят на Него, Которого пронзили»:
19 В синод, переводе: «Когда Израиль был юн, Я любил его и из Египта вызвал сына Моего»:
20 Знатоки, искусники слова (греч.).
21 Особенность (греч.).
22 В синод, переводе: «...произойдет отрасль от корня Иессеева, и ветвь произрастет от корня его»:
23 В синод, переводе: «се, Дева во чреве приимет и родит Сына, и нарекут имя Ему: Еммануил»:
24 В синод, переводе: «...Который упасет народ Мой, Израиля»:
25 В синод, переводе: «...Который должен быть Владыкою в Израиле»:
26 В синод, переводе: «Начало Евангелия Иисуса Христа, Сына Божия, как написано у пророков: вот, Я посылаю Ангела...»:
27 В синод, переводе: «Вот, Я посылаю Ангела Моего, и он приготовит путь предо Мною...»:
28 Парафрастически, пересказывая (греч.).
29 В синод, переводе: «...и камень соблазна»:
30 То есть Италой.
31 В синод, переводе: «И будет Он освящением и камнем преткновения и скалою соблазна»:
32 В синод переводе: «...камень претыкания и камень соблазна»:
33 Согласно синод, переводу, Авраам купил у Ефрона Хетгеянина, сына Цохарова, за четыреста сиклей серебра пещеру и поле.
34 В синод, переводе: Иаков купил землю у сынов Еммора, отца Сихемова, за сто монет.
35 Аквила (лат. Aquila) или Акила – II в. по Р. X.; из иудеев-прозелитов; переводил книги Ветхого Завета с древнееврейского на греческий язык; известен педантизмом и немыслимым буквализмом при переводе, а также явно антихристианской направленностью. – Ред.
36 Артикли и «предартикли» (греч.); в древнееврейском языке: определенный артикль и особая частица, ставящиеся вместе при объектном винительном падеже. Аквила попытался воспроизвести в своем переводе и то, и другое. – Ред.
37 Педантично, въедливо (греч.).
38 Окончание стиха (Быт 1.1) – «...небо и землю»:
39 Аристарх из Самофракии (II в. до Р. X.); жил в Александрии, основал собственную филологическую школу. Занимался критикой и истолкованием известнейших греческих поэтов, в частности – Гомера. Имя Аристарха стало впоследствии нарицательным – как своеобразный символ учености и педантичности. – Ред.
40 Ювенал. Сатира 1, 15.
41 Руфин Аквилейский – старый друг бл. Иеронима, Мелания – римская аристократка, основала монастырь на горе Елеонской. Полемика об Оригене превратила их былую дружбу с бл. Иеронимом в многолетнюю вражду. – Ред.
* * *
[Все цитаты из Священного Писания даны в переводе с латыни; в с случае расхождения с Синодальным переводом в отсылке приводится синодальный вариант]
