О своем происхождении Галактион писал: "Мои предки по материнской линии, носящие фамилию Шервашидзе, принадлежат к роду абхазских царей. Мать моей бабушки – Беридзе, гурийская женщина, являлась дочерью Шервашидзе. Таким образом, во мне течет троякая грузинская кровь: абхазская, гурийская и имеретинская".
Памятная доска на доме, где жил Галактион Табидзе
В омуте занавес падает ниц,
Вечер от страха дрожит и смущенья,
Вечер и розы склоняются вниз,
С миром! Прощайте вы, счастья мгновенья!
Поэзия Галактиона Табидзе внесла в мир грузинской поэзии абсолютно новый романтический мир, в котором автор неповторимым звучанием грузинской речи, изысканностью слов, удивительным мастерством ритма, в утонченных нюансах и красоте тонов выражал самые нежные чувства, эмоции и переживания человечества. В его произведениях сочетаются вековые традиции грузинской поэзии – с постоянным и напряженным поиском нового поэтического слова. Это мир особой изысканности и утонченности, необычайной музыкальности и экспрессии, а также высокой концентрации образов, аллюзий, эпитетов, сравнений. Все это делает стихи Табидзе едва переводимыми.
Памятник на могиле Галактиона Табидзе
Табидзе Галактион Васильевич (груз. გალაკტიონ ვასილის ძე ტაბიძე; 6 (18) ноября 1892, с. – 17 марта 1959, Тбилиси) родился в в селе Чквиши, близ Кутаиси (регион Имерети). Отец его, сначала священнослужитель, а потом сельский учитель Василий Табидзе скончался будучи совсем молодым, в 23-летнем возрасте, за несколько месяцев до рождения Галактиона. В 1899 году мать отдала мальчика в частную школу в доме протоиерея. Через год он поступил в духовное училище в Кутаиси (1900), а в 1908 году продолжил учебу в тбилисской семинарии.
Здесь он начал писать стихи, стал издавать рукописный журнал "Шуки" ("Свет"). В том же году Галактион начал печатать свои первые стихотворения: "Сияние луны", "Черные тучи" и др. В 1914 году поэт опубликовал свой первый поэтический сборник.
Хотя первый сборник, написанный под влиянием символизма, сразу принес автору известность, ему потребовалось больше времени, чем другим грузинским символистам из группы « Синих рогов », чтобы привлечь внимание. Из-за его предпочтения к уединению он получил прозвище «кавалер Ордена одиночества» от своего двоюродного брата Тициана Табидзе . Следующий поэтический сборник “Артистические цветы” (1919) сделал Галактиона лидером грузинской поэзии на несколько десятилетий вперед (символически это выразилось лавровым венком “Короля поэзии”). Стихотворения Галактиона «Луна Мтацминды», «Синие кони», «Могильщик», «Мери» считаются шедеврами грузинской лирики.
Здесь он начал писать стихи, стал издавать рукописный журнал "Шуки" ("Свет"). В том же году Галактион начал печатать свои первые стихотворения: "Сияние луны", "Черные тучи" и др. В 1914 году поэт опубликовал свой первый поэтический сборник.
Хотя первый сборник, написанный под влиянием символизма, сразу принес автору известность, ему потребовалось больше времени, чем другим грузинским символистам из группы « Синих рогов », чтобы привлечь внимание. Из-за его предпочтения к уединению он получил прозвище «кавалер Ордена одиночества» от своего двоюродного брата Тициана Табидзе . Следующий поэтический сборник “Артистические цветы” (1919) сделал Галактиона лидером грузинской поэзии на несколько десятилетий вперед (символически это выразилось лавровым венком “Короля поэзии”). Стихотворения Галактиона «Луна Мтацминды», «Синие кони», «Могильщик», «Мери» считаются шедеврами грузинской лирики.
В 1915 году поэт женился на Ольге Окуджава, сестре советского партийного деятеля Шалвы Окуджава, впоследствии политической заключенной в Орловской тюрьме, казненной вместе с другими политзаключенными в Медведевском лесу 11 сентября 1941 года.Работал школьным учителем и активно публиковался. С 1916 г. печатался в журнале грузинских символистов «Голубые роги». В 1919 г. опубликовал сборник «Артистические стихи». В 1924 г. стал одним из создателей журнала «Мнатоби» («Светоч»). В 1935 году принял участие в работе Всемирного парижского конгресса по защите культуры, на котором его выбрали членом президиума конгресса.
Во время репрессий 1937 года жена Табидзе Ольга Окуджава из семьи старых большевиков была арестована и сослана в Сибирь, где и умерла в 1944 году. Двоюродный брат Галактиона и соратник поэт, Тициан Табидзе , как и многие соратники поэта, также был арестован. в конце концов казнен. Сам Табидзе подвергался допросам и жестоким пыткам со стороны начальника КГБ Лаврентия Берии . Это повергло Галактиона в депрессию и алкоголизм. Однако долгое молчание и уединение спасли его от чисток; он продолжал получать титулы и награды, публиковал новые стихи, но жизнь поэта была полностью искажена.
В постсталинское время Табидзе оказался под давлением советских властей, что привело его к депрессии и алкоголизму. В 1959 году его поместили в психиатрическую больницу в Тбилиси, где поэт окончил жизнь самоубийством. Похоронен в Пантеоне Мтацминда, его похороны собрали десятки тысяч человек. В 2000 году Грузинская православная церковь официально простила Галактиону Табидзе грех самоубийства как результат причиненных мук со стороны советского правительства.
Ангел
/Галактион Табидзе. Перевод Татьяны Монтик/
Ангел с пергаментом длинным в руке –
Грустно на землю смотрел он.
С миром! Доверился зря я тебе,
Вечер в алмазном мерцании серег!
Губы в молебне, величье, печаль!
Вспомнишь меня, ведь не будет иначе!
Лидии звонницы, башни и Грааль
В ноги рассыпались с траурным плачем.
О, как поблекло сиянье мечты
От отрицанья наброска предмета!
Облака яркость и древа цветы
В миг уничтожены Азии небом…
Ангел с пергаментом длинным в руке
Бледные письма разбрасывал грустно.
Зря я доверился как-то тебе,
Зря мы с тобою желали друг друга!
Ангел с пергаментом длинным в руке –
Грустно на землю смотрел он.
С миром! Доверился зря я тебе,
Вечер в алмазном мерцании серег!
Губы в молебне, величье, печаль!
Вспомнишь меня, ведь не будет иначе!
Лидии звонницы, башни и Грааль
В ноги рассыпались с траурным плачем.
О, как поблекло сиянье мечты
От отрицанья наброска предмета!
Облака яркость и древа цветы
В миг уничтожены Азии небом…
Ангел с пергаментом длинным в руке
Бледные письма разбрасывал грустно.
Зря я доверился как-то тебе,
Зря мы с тобою желали друг друга!
В омуте занавес падает ниц,
Вечер от страха дрожит и смущенья,
Вечер и розы склоняются вниз,
С миром! Прощайте вы, счастья мгновенья!
(из сборника «Артистические цветы»)
Поэтическое творчество Галактиона Табидзе
Поэзия Галактиона Табидзе внесла в мир грузинской поэзии абсолютно новый романтический мир, в котором автор неповторимым звучанием грузинской речи, изысканностью слов, удивительным мастерством ритма, в утонченных нюансах и красоте тонов выражал самые нежные чувства, эмоции и переживания человечества. В его произведениях сочетаются вековые традиции грузинской поэзии – с постоянным и напряженным поиском нового поэтического слова. Это мир особой изысканности и утонченности, необычайной музыкальности и экспрессии, а также высокой концентрации образов, аллюзий, эпитетов, сравнений. Все это делает стихи Табидзе едва переводимыми.
Галактион Табидзе – пионер в поэзии. Из-под его пера легко выходили все новые и новые стихотворные размеры, словоформы и даже слова. В его произведениях – не только музыка, но и ребусы-головоломки, сочетание иррационального и многозначного.
Многое связывало поэта с русскими стихотворцами Серебряного века – Блоком, Брюсовым, Бальмонтом, а также с теософской философией Владимира Соловьева, где цель истории — богочеловечество.
Примечательно, что в стихах Галактиона, у которого не было не только высшего, но даже и среднего образования, — многочисленные скрытые намеки и ссылки на творения великих писателей и поэтов других стран и эпох: Эдгара По, Бодлера, Вийона, Диккенса. Он легко запоминал стихи, все свои произведения знал наизусть и нередко сам себя же цитировал.
Поэзия Галактиона Табидзе переведена на многие языки мира. На русский язык его переводили поэты Владимир Алейников, Белла Ахмадулина, Илья Дадашидзе, Владимир Еременко, Ольга Ивинская, Владимир Леонович, Бенедикт Лившиц, Владимир Полетаев, Александр Цыбулевский и др.
К числу самых известных произведений Табидзе относятся стихотворения «Мир состоит из гор…» и «Ветер дует». Первое из них положено на музыку Александром Пушным и Анатолием Бальчевым (эта песня звучит в молодёжном сериале «Простые истины»), второе — Гией Канчели.
Дом-музей открыт на родине поэта в селе Чквиши. Именем поэта названа улица в Тбилиси.
Многое связывало поэта с русскими стихотворцами Серебряного века – Блоком, Брюсовым, Бальмонтом, а также с теософской философией Владимира Соловьева, где цель истории — богочеловечество.
Примечательно, что в стихах Галактиона, у которого не было не только высшего, но даже и среднего образования, — многочисленные скрытые намеки и ссылки на творения великих писателей и поэтов других стран и эпох: Эдгара По, Бодлера, Вийона, Диккенса. Он легко запоминал стихи, все свои произведения знал наизусть и нередко сам себя же цитировал.
Поэзия Галактиона Табидзе переведена на многие языки мира. На русский язык его переводили поэты Владимир Алейников, Белла Ахмадулина, Илья Дадашидзе, Владимир Еременко, Ольга Ивинская, Владимир Леонович, Бенедикт Лившиц, Владимир Полетаев, Александр Цыбулевский и др.
К числу самых известных произведений Табидзе относятся стихотворения «Мир состоит из гор…» и «Ветер дует». Первое из них положено на музыку Александром Пушным и Анатолием Бальчевым (эта песня звучит в молодёжном сериале «Простые истины»), второе — Гией Канчели.
Дом-музей открыт на родине поэта в селе Чквиши. Именем поэта названа улица в Тбилиси.
Избранные стихотворения Галактиона Табидзе в переводе Беллы Ахмадулиной
1
«Поэзия — прежде всего...»
О друзья, лишь поэзия прежде, чем вы,
Прежде времени, прежде меня самого,
Прежде первой любви, прежде первой травы,
Прежде первого снега и прежде всего.
Прежде времени, прежде меня самого,
Прежде первой любви, прежде первой травы,
Прежде первого снега и прежде всего.
Наши души белеют белее, чем снег,
Занимается день у окна моего,
И приходит поэзия прежде, чем свет,
Прежде Свети-Цховели* и прежде всего.
Занимается день у окна моего,
И приходит поэзия прежде, чем свет,
Прежде Свети-Цховели* и прежде всего.
Что же, город мой милый, на ласку ты скуп?
Лишь последнего жду я венка твоего,
И уже заклинанья срываются с губ:
Жизнь, и Смерть, и Поэзия — прежде всего.
Лишь последнего жду я венка твоего,
И уже заклинанья срываются с губ:
Жизнь, и Смерть, и Поэзия — прежде всего.
<1920>
2
Персиковое дерево
Опять смеркается, и надо,
Пока не смерклось и светло,
Следить за увяданьем сада
Сквозь запотевшее стекло.
Пока не смерклось и светло,
Следить за увяданьем сада
Сквозь запотевшее стекло.
Давно ли, приминая гравий,
Я здесь бродил, и на виду,
Словно букет меж чистых граней,
Стояло дерево в цвету.
Я здесь бродил, и на виду,
Словно букет меж чистых граней,
Стояло дерево в цвету.
Как иноземная царевна,
Казало странные черты,
И пахли горько и целебно
Им оброненные цветы.
Казало странные черты,
И пахли горько и целебно
Им оброненные цветы.
Его плодов румяный сахар
Я собирал между ветвей.
Оно смеялось — добрый знахарь
Той детской радости моей.
Я собирал между ветвей.
Оно смеялось — добрый знахарь
Той детской радости моей.
И всё затем, чтоб днем печальным
Смотреть немея, не дыша,
Как в легком выдохе прощальном
Возносится его душа.
Смотреть немея, не дыша,
Как в легком выдохе прощальном
Возносится его душа.
И — всё охвачено верченьем,
Круженьем, и в глазах темно.
Как будто в небе предвечернем,
В саду моем красным-красно.
Круженьем, и в глазах темно.
Как будто в небе предвечернем,
В саду моем красным-красно.
Сиротства огненный оттенок
Ложится на лицо и грудь,
Обозначается на стенах
В кирпич окрашенная грусть.
Ложится на лицо и грудь,
Обозначается на стенах
В кирпич окрашенная грусть.
Я сам, как дерево седое,
Внутри оранжевой каймы
Над пламенем и над водою
Стою в предчувствии зимы.
Внутри оранжевой каймы
Над пламенем и над водою
Стою в предчувствии зимы.
<1915>
3
Из рассказанного луной
К реке подходит маленький олень
И лакомство воды лакает.
Но что ж луна так медлит, так лукавит,
И двинуться ей боязно и лень?
И лакомство воды лакает.
Но что ж луна так медлит, так лукавит,
И двинуться ей боязно и лень?
Ужель и для нее, как для меня,
Дождаться дня и на свету погибнуть
Всё ж веселей, чем, не дождавшись дня,
Вас, небеса грузинские, покинуть?
Дождаться дня и на свету погибнуть
Всё ж веселей, чем, не дождавшись дня,
Вас, небеса грузинские, покинуть?
Пока закат и сумерки длинны,
Я ждал ее после дневной разлуки,
И свет луны, как будто звук луны,
Я принимал в протянутые руки.
Я ждал ее после дневной разлуки,
И свет луны, как будто звук луны,
Я принимал в протянутые руки.
Я знал наперечет ее слова,
И вот они: «Полночною порою
В печали - зла и в нежности - слаба,
О Грузия, я становлюсь тобою.
И вот они: «Полночною порою
В печали - зла и в нежности - слаба,
О Грузия, я становлюсь тобою.
И мне, сиявшей меж твоих ветвей,
Твоих небес отведавшей однажды,
О Грузия, без свежести твоей
Как дальше быть, как не устать от жажды?
Твоих небес отведавшей однажды,
О Грузия, без свежести твоей
Как дальше быть, как не устать от жажды?
Нет, никогда границы стран иных
Не голубели так, не розовели.
Никто еще из сыновей земных
Не плакал так, как плакал Руставели.
Не голубели так, не розовели.
Никто еще из сыновей земных
Не плакал так, как плакал Руставели.
Еще дитя, он жил в моих ночах,
Он был мне брат, не как другие братья,
И уж смыкались на его плечах
Прекрасного несчастия объятья.
Он был мне брат, не как другие братья,
И уж смыкались на его плечах
Прекрасного несчастия объятья.
Нет, никогда границы стран иных… —
Я думала, и, как сосуд, как ваза
С одним цветком средь граней ледяных,
Сияли подо мной снега Кавказа.
Я думала, и, как сосуд, как ваза
С одним цветком средь граней ледяных,
Сияли подо мной снега Кавказа.
Здесь Амирани бедствие терпел,
И здесь освобожден был Амирани,
И женский голос сетовал и пел,
И царственные старцы умирали».
И здесь освобожден был Амирани,
И женский голос сетовал и пел,
И царственные старцы умирали».
…Так и внимал я лепету луны,
И был восход исходом нашей встречи.
И вот я объяснил вам эти речи,
Пока закат и сумерки длинны.
И был восход исходом нашей встречи.
И вот я объяснил вам эти речи,
Пока закат и сумерки длинны.
4
Платанам Шиндиси
С чем платаны Шиндиси сравню?
С чем сравню той поры несравненность?
Ее утро, ведущее к дню,
Ее детских молитв откровенность?
С чем сравню той поры несравненность?
Ее утро, ведущее к дню,
Ее детских молитв откровенность?
С чем тебя я сравню, моя мать?
Что ж не брошусь я к скважинам, щелкам,
К окнам, чтобы на миг увидать,
Как идешь, как белеешь ты шелком?
Что ж не брошусь я к скважинам, щелкам,
К окнам, чтобы на миг увидать,
Как идешь, как белеешь ты шелком?
О, платаны в Шиндиси моем!
Я не понял закона простого —
Да, напомнит одно о другом,
Но одно не заменит другого.
Я не понял закона простого —
Да, напомнит одно о другом,
Но одно не заменит другого.
Так о детстве всерьез и шутя
Я заплакал, отверженный странник.
Уж не я, а иное дитя
Его новый и милый избранник.
Я заплакал, отверженный странник.
Уж не я, а иное дитя
Его новый и милый избранник.
Нет замены вокруг ничему:
Ни пичужке, порхающей в выси,
Ни цветку, ни лицу моему,
Ни платанам в далеком Шиндиси.
Ни пичужке, порхающей в выси,
Ни цветку, ни лицу моему,
Ни платанам в далеком Шиндиси.
<1925>
5
Он и она
Мир состоит из гор,
Из неба и лесов,
Мир — это только спор
Двух детских голосов.
Земля в нём и вода,
Вопрос в нём и ответ:
На всякое «о, да!»
Доносится «о, нет!».
Среди зеленых трав,
Где шествуют стада,
Как этот мальчик прав,
Что говорит: «о, да!».
Как девочка права,
Что говорит: «о, нет!»,
И правы все слова,
И полночь, и рассвет.
Так в лепете детей
Враждуют «нет» и «да»,
Как и в душе моей,
Как и во всём всегда.
<1924>
Мир состоит из гор,
Из неба и лесов,
Мир — это только спор
Двух детских голосов.
Земля в нём и вода,
Вопрос в нём и ответ:
На всякое «о, да!»
Доносится «о, нет!».
Среди зеленых трав,
Где шествуют стада,
Как этот мальчик прав,
Что говорит: «о, да!».
Как девочка права,
Что говорит: «о, нет!»,
И правы все слова,
И полночь, и рассвет.
Так в лепете детей
Враждуют «нет» и «да»,
Как и в душе моей,
Как и во всём всегда.
<1924>
6
«Орлы уснули...»
Вот сказки первые слова:
Орлы уснули, как орлята, —
И у орлов в часы заката
Ко сну клонится голова.
Орлы уснули, как орлята, —
И у орлов в часы заката
Ко сну клонится голова.
Орлы, прошу вас, не теперь,
Нет, не теперь смежайте очи!
Но спите — и огонь средь ночи
Походкой женской входит в дверь.
Нет, не теперь смежайте очи!
Но спите — и огонь средь ночи
Походкой женской входит в дверь.
В дверь ваших гор и облаков
Кулак оранжевый стучится,
И знает, что беда случится,
Семейство прозорливых сов.
Кулак оранжевый стучится,
И знает, что беда случится,
Семейство прозорливых сов.
Но спите вы, как детвора,
Там, в ваших сумерках неверных,
И трубы ваших снов военных
Молчат, не говорят: «Пора!»
Там, в ваших сумерках неверных,
И трубы ваших снов военных
Молчат, не говорят: «Пора!»
О пламя, не обидь орла!
Спасутся маленькие птахи,
Меж тем как обгорят на плахе
Два величавые крыла.
Спасутся маленькие птахи,
Меж тем как обгорят на плахе
Два величавые крыла.
Но поздно! Перья их на треть
Ожог губительный отметил.
Не дай мне бог, как птицам этим,
Проснуться, чтобы умереть.
Ожог губительный отметил.
Не дай мне бог, как птицам этим,
Проснуться, чтобы умереть.
С веселой алчностью орды
Плясал пожар, и птиц оравы
Взлетали, и у вод Арагвы
Поникли головой орлы.
Плясал пожар, и птиц оравы
Взлетали, и у вод Арагвы
Поникли головой орлы.
«Я видел ворона. Дрожа
От низости, терзал он тело,
Что брезговать землей умело
И умерло», — сказал Важа.
От низости, терзал он тело,
Что брезговать землей умело
И умерло», — сказал Важа.
<1918>
* Свети-Цховели («Животворящий столп») — кафедральный собор в г. Мцхета, памятник древнегрузинского зодчества X в.
Использованные материалы:
- გალაკტიონ ტაბიძე (сайт, посвященный жизни и творчеству Галактиона Табидзе)
- Галактион Табидзе (от Чхвиши до Мтацминда)
- Галактион Табидзе: сердце грузинской поэзии XX века
- Галактика грузинской поэзии: 128 лет с рождения Галактиона Табидзе
- Т. Монтик. Галактика Галактиона
- Г. Маргвелашвили. Предисловие к книге «Галактион Табидзе. Стихотворения» (Советский писатель, 1983 г.)
